Агент Абвера

Удаляясь, зашуршали шаги, начался обыск приземлившихся. Рядом с капитаном складывали туго набитые вещмешки, на один из парашютных куполов летели отобранные автоматы, пистолеты с финками и гранаты.

— Кто старший? — подошел офицер к одному из задержанных, тот харкнул ему под ноги и отвернулся.

«Хрясь», — коротко мелькнул кулак. Любитель плеваться рухнул на траву.

— Встать! — рявкнул капитан. Ушибленный, шатаясь, встал на ноги. — Повторяю вопрос, — капитан выдернул из кобуры ТТ.

— Вон тот, который жмур, — выплюнув зуб, кивнул парашютист на мертвого.

— Кто радист?

— Я.

— Кличка?

— Шаман.

— Молодец, Шаман, пока живи, — хлопнул по плечу. — Увести.

Двое бойцов отвели Шамана в сторону.

Сбоку послышался треск кустов и сопение, вернулось отделение.

— Вот, нашли — доложил Бугров. — Парашют с контейнером.

Трое поднесли кипу скользкого шелка и зашитый в брезент тюк.

— Ганичев, у тебя всё? — повысил голос капитан, повернувшись в ту в сторону, где завершался обыск.

— Точно так, — донеслось оттуда.

— Добро. Пленных и всё барахло в машину!

Спустя десять минут поляна опустела, с опушки леса донесся звук отъезжающего грузовика. Оперативная группа НКВД провела захват очередной группы диверсантов, заброшенных в глубокий тыл по шифровке «Гейне».

Радиоигра продолжалась. Немецкая агентура теперь забрасывалась не только в Москву, но и в другие города: Свердловск, Челябинск, Новосибирск, где у «Престола» якобы имелись свои опорные пункты. Абвер пожелал узнать их адреса для самостоятельного использования, однако «Гейне» радировал, что в целях конспирации они постоянно меняются или являются подвижными, в результате германская разведка сняла вопрос.

Как следствие, часть забрасываемой агентуры ликвидировалась, остальные склонялись к сотрудничеству и работали под контролем. Главным по-прежнему оставалась дезинформация противника о планах советского командования, железнодорожных перевозках войск и боевой техники.

Но если достоверность планов Абвер проверить не мог, то перевозок — вполне, и по этой причине НКВД вместе с военными постоянно организовывали ложные.

Параллельно отправляемым «Гейне» шифрограммам нужными направлениями к фронтам шли надежно охраняемые войсками тыла эшелоны-пустышки, в которых перевозились замаскированные макеты танков с орудиями, реактивных минометов и другой техники.

Случались и досадные промашки, одна такая едва не привела к срыву операции.

На запасных путях Воронежской узловой станции, откуда отправлялся такой состав, охрана задержала двух подозрительного вида лиц, выбиравшихся из-под брезента платформы с «техникой». Однако при доставке в комендатуру один, завладев оружием, убил старшего патруля и сбежал. Организованный в городе поиск результатов не дал. Поскольку это была прифронтовая зона, поиск по указанию Москвы расширили, подключив армейский СМЕРШ[118], результаты оказались те же.

А спустя трое суток из отдела военной контрразведки с передовой доложили— при попытке перехода линии фронта застрелен неизвестный. Туда срочно выехали оперативники НКВД с захваченным агентом, последний опознал в убитом своего напарника.

Далее состоялось разбирательство, по результатам которого оставшиеся в живых патрульные были отправлены в штрафбат, а комендант города, полковник, стал капитаном.

Во втором случае недавно захваченный и перевербованный радист при очередном выходе в эфир попытался дать Абверу условный сигнал о своей работе под контролем, поставив точку вместо запятой в подготовленной им радиограмме — не получилось. «Ошибку» исправили, шифровка ушла к хозяевам, а двурушника заменили и впоследствии расстреляли по приговору военного трибунала.

Между тем значимость «Престола» вообще и Демьянова-«Гейне» в частности у немецкого командования приобретали все более высокий статус. Теперь многие его сообщения докладывались непосредственно Канарису, а о наличии агента в Генеральном штабе РККА глава Абверапоставил в известность самого фюрера.

Более того, ценность передаваемой «Гейне» информации была определена не Лубянкой, а германским Верховным командованием и английской разведкой. Уже в это время его донесения принимались радиостанциями Абвера в Софии и Будапеште. Среди них были сведения о важнейших решениях Ставки, суждениях маршала Шапошникова и других советских военачальников, другая заслуживавшая внимания информация.

Опережая ход событий, следует отметить, что бывший шеф немецкой разведки в Софии и Будапеште Рихард Клатт в своих показаниях, данных впоследствии американцам, рассказал, что донесения Макса высоко оценивались в отделе «Иностранных армий Востока» и Генеральном штабе сухопутных войск Германии. Как правило, решения по конкретным вопросам не принимались до поступления от службы Абвера полученной от него информации.

Бывший руководитель немецкой разведки на Восточном фронте генерал Гелен в своих послевоенных мемуарах вспоминал «об источнике из Москвы как большом достижении Канариса».