Агент из Версаля

Пятая беременность давалась Екатерине относительно легко. Мария Саввишна неусыпно следила за тем, чтобы наряды для матушки-государыни, пошитые на запас, доставлялись своевременно из столицы, и были они пышней и богаче.

Но за увеселениями и маскарадами, на которые собиралось многочисленное московское общество родовитой знати, ни на день не забывала она о нуждах государственных и постоянно присутствовала на заседаниях Совета. За год пребывания рядом с ней Потемкина двор преобразовался настолько, что для видных сановников старшего поколения не нашлось должности, и иные сами добровольно покидали его. И при этом императрица не забывала осыпать их милостями и отпускала с Богом.

Между тем тайная борьба вокруг престола становилась тоньше и ожесточенней. Екатерина во всем советовалась с «Гришулечкой», ценя его взвешенное мнение и незамутненный взгляд человека, пришедшего из гущи внедворцовой жизни.

Помимо всего, в Польше, благодаря усилиям энергичного и дальновидного посланника Штакельберга, удалось обуздать враждующие стороны, укрепить власть короля и направить жизнь в мирное русло. Лавируя между магнатами и королем, Штакельберг утверждал политику, выгодную для России. Она состояла в одном: Польша не должна стать плацдармом для враждебных действий стран Европы, которые отнюдь не радовались мирному трактату соседней державы с Портой. Габсбурги не оставляли планов захватить, кроме полученной при разделе Речи Посполитой Галиции, Буковину, часть Валахии вдоль нижнего Дуная. Франция, пикируясь со своей вечной соперницей Англией, старалась ослабить империю Екатерины, подстрекая северные страны, Швецию и Данию. За всем этим взирал зорким оком прагматичный прусский король, готовый на любой шаг, даже на военный удар, если этого потребуют интересы его страны.

В беспрестанных заботах, в подготовке Манифеста о забвении всех дел, связанных с бунтом Пугачева, который был зачитан в Сенате, в приятных хлопотах, – ее упросили быть крестной матерью своих детей графы Яков Брюс и Петр Панин, в скандальчиках и нежных свиданиях с «сударушкой Гришенькой» март незаметно приблизился к концу. Дни распахивались все шире, весна манила обновлением и призрачным счастьем…

Спор с сыном Павлом, великим князем, который упрекнул ее за слишком милостивый Манифест, как бы умаляющий масштабы пугачевских злодейств, заставил ее ускорить решение вопроса по усмирению или даже ликвидации Запорожской Сечи. Несмотря на размолвку с «милюшей», Екатерина пригласила его к себе, чтобы посоветоваться.

Потемкин вошел в ее кабинет с распахнутым окном, за которым слышалась заливистая трель скворца. Выглядел он принаряженным: в удлиненном камзоле, украшенном красными обшлагами, с вышивкой золоченой нитью, в белых кюлотах и высоких сапогах, начищенных до блеска. Снова дивясь его могущественной стати, Екатерина не сдержала улыбку:

– Вы, однако, в хорошем настроении, граф Потемкин. И то, что чувствует сердце, вас любящее, замечать не намерены.

– Я повсечасно принадлежу только вам, моя всемилостивейшая государыня! И ежель есть в чем-то моя вина, так только в одном: я люблю вас свыше разума и душевного предела, отпущенного мне Богом, и потому в иные разы не владею собой…

– Я весьма скучала, сударушка, не видевши тебя два дня с лишком. Благополучно ли прошли именины у матушки? Довольна ли моим гостинцем Дарья Васильевна?

– Премного тронуты и велели кланяться до земли за оказанную Вашим Императорским Величеством милость! Вы знаете, что для меня мать. И я готов за это… – Потемкин вдруг опустился на колени и преклонил голову, – и Екатерина любовно отметила его красивые, кольцеватые темно-русые волосы.

– Встань, батенька. Я и так знаю, что ты – мой. А ты ведаешь, что другого мне дружка и мужа не надобно… Садись к столу, давай дела вершить. Артикул Указа о сбавке с продажи соли, который я поручила составить вам, Григорий Александрович, состряпан прескверно. Прошу его переделать и написать порядочно.

– Незамедлительно приложу все усилия!

– Мы уже обсуждали в Совете и с вами вели речь о судьбе Сечи. И коль назначены вы генерал-губернатором Новороссии, то и должны по сему вопросу надлежащее мнение составить и вывод принять.

Потемкин сосредоточенно помолчал. И, поймав взгляд императрицы, заговорил неторопливо и таким уверенным тоном, что можно было догадаться, что он немало размышлял над этой чрезвычайно непростой проблемой, и у него готово свое обоснованное решение.

– Границы нашей империи на юге, ваше величество, придвинулись к Черному морю, благодаря победе над Портой. Запорожцы, прежде охранявшие их и непрестанно воевавшие с недругами нашими, сие назначение утратили. Мне пришлось командовать их полками, и могу засвидетельствовать их отвагу и боевое умение. Они даже приняли меня в Сечь, в запорожские козаки[10], дав прозвище Грицка Нечесы.