Агент хаоса (ЛП)

– Легко. Четвертое июля 1776, – уверенно сказал Гимбл.

– Не вздумай так играть в «Jeopardy!», потому что ты неправ, – сказал Малдер. – Континентальный конгресс голосовал за независимость второго июля. Четвертого декларацию принял конгресс и подписал Джон Хэнкок.

– А что я не так сказал? Ты спросил, когда подписали делегаты, а не когда они голосовали.

Малдер кивнул.

– Да. Но четвертого июля подписал только Хэнкок.

– Ты издеваешься, – не поверил Гимбл. – Я видел настоящую декларацию в архивах. Она вся внизу покрыта подписями.

– Пятьдесят шесть, – сказал Малдер. – И большая часть была поставлена второго августа. Но в нашем учебнике этого нет.

Гимбл почесал голову.

– Плохие учебники. Понял. Но почему ты не написал то, что говорится в параграфе, и не ушел с отличной отметкой?

Малдер пожал плечами.

– Потому что информация неверна.

– Какая разница?

«Мне есть разница».

Малдер терпеть не мог ложь. Ему скармливали ложь дома, но он отказывался воспринимать ее и в школе.

– Твой отец разозлится из–за оценки? – спросил Гимбл.

Малдер фыркнул.

– Он даже не знает, что я писал контрольную.

– Везет. Майор всегда задает вопросы. Не буду удивлен, если у него окажется копия учебной программы.

Он никогда не встречал отца Гимбла, но, судя по рассказам друга, мужчина это был строгий. Не каждый отец заставил бы сына называть себя «майором».

– Твой отец не может быть таким плохим, – сказал Малдер. – Не у всех в доме есть широкоугольный отражающий телескоп.

Гимбл улыбнулся.

– Ладно… телескоп крутой. Друг майора из воздушных сил подарил его нам. Это тебе не подделки для глупых в магазинах.

– Серьезно? А я и не знал, – сказал Малдер с сарказмом. – Я же не знаю про телескопы с бесконечной осью.

– Выпендриваешься.

Малдер рассмеялся.

– Моя бессонница пригодилась бы, и я бы мог увидеть астероид или найти кратер и назвать в свою честь, как Джордж Хейл. Уверен, что твой отец не против моего визита?

– Я же говорил, он сказал, что все хорошо, – Гимбл тряхнул головой, чтобы длинные волосы убрались с глаз, так он делал по пятьдесят раз на дню. – Можно как раз посмотреть в телескоп.

Малдер ускорился. В детстве он мечтал стать космонавтом. Ему было десять лет, когда отец сказал, что этого не случится. Космонавты проходили проверку зрения, а у Малдера была протанопия – разновидность красно–зеленого дальтонизма. Многие думали, что это означает, что он не может различить красный и зеленый, но протанопия мешала ему только видеть красный. Один цвет. Этого хватило, чтобы разбить мечту Малдера.

– И я хотел бы показать тебе не только это, – Гимбл забежал вперед и пошел спиной вперед, а лицом к Малдеру. – У меня сорок восемь карточек «Звездного пути», не считая повторы. Никто их не считает, знаешь? И у меня есть карточка доктора «Боунса» Маккоя, которая выходила три года назад, в идеальном состоянии.

– Круто, – Малдер привык к одержимости «Звездным путем». Фиби, его лучшая подруга в Мартас–Винъярде, тоже собирала карточки, как и все, кто видел сериал или фильм.

– У меня есть кое–что еще круче, – Гимбл споткнулся о выбоину, но удержал равновесие. – Или почти такое же крутое. Или такое же, – сказал он, словно упрашивал его ответить.

– Например?

Гимбл повернул на улицу, обрамленную коричневым камнем. Вместо ответа он остановился у второго дома.

– Вот и пришли.

– Надеюсь, у тебя есть вредная еда, – Малдер пошел за другом по ступенькам. – У папы есть только семечки.

Гимбл замер у двери.

– Майор немного странный. Я уже рассказывал, да?

– Сотню раз, – сказал Малдер. – И тридцать секунд назад тоже. А чей отец не странный?

– Пожалуй, «немного» – это преуменьшение. И от отчетов о пропавшем ребенке он стал еще хуже.

Того малыша звали Билли Кристиан.

На миг Малдер не мог дышать. Казалось, кто–то выпустил воздух из его легких, а потом ощущение прошло, как и всегда. Гимбл все еще говорил.

– Смерть мамы стала для него ударом, понимаешь?

– Понимаю, – мама Малдера изменилась навеки после того, как пять с половиной лет назад пропала его младшая сестра Саманта. Каждую ночь она надевала фартук и готовила одно из ее любимых блюд – мясной рулет или запеканку – пытаясь сделать вид, что их семья не разваливается на части. Она сидела на кухне и читала журнал или пробивала купоны, пока ждала истечения таймера на печи. После третьего раза он увидел, как мама смотрит в пространство, а печь пищит, и запеканка подгорает в шаге от нее. Малдер после этого прислушивался к таймеру.

Но одной ночью он ошибся и пошел в душ до этого. Когда он пришел на кухню, уже звенела пожарная сигнализация, а черный дым наполнял комнату. Его мама сидела посреди хаоса, ее щеки были в слезах.

Малдер сглотнул и прогнал воспоминание.

– Мы заходим или нет?

– Думаю, да, – Гимбл достал ключи и отпер пять засовов на двери.

Малдер прошел за ним, но остановился в прихожей. Она выходила в то, что должно было выглядеть как гостиная, но Малдер не был уверен, потому что каждый дюйм пространства, кроме дивана, кресла и кусочка на ковре в центре, был покрыт мусором.

Конечно, Гимбл не приглашал его раньше. Многие тут же убежали бы, но Малдера дом друга странно восхитил.