Агент. Моя жизнь в трех разведках

Твое письмо, за которое мы тебя сердечно благодарим, очень успокоило нас, все же, ты была раньше такой подавленной. Однако, как видишь, всё однажды оборачивается к лучшему, и первые признаки этого уже видны.

Угроза с адвокатом, кажется, уже несколько помогла с Максом.

Надо надеяться, вы тоже действительно получите теперь все деньги, что Макс вам должен.

Хорошо хотя бы то, что он больше не живет в Айнбеке и тебе не приходится встречаться с ним каждый день.

Хотя это, наверное, не очень хорошо, если вы раньше так нравились друг другу, а теперь вам приходится общаться через адвоката, но после того, как вы своим разводом подвели окончательную черту, нужно теперь чисто решить и вопрос с финансами.

Вероятно, ты сможешь, если ты получишь деньги от Макса, позволить себе, наконец, машину, которую ты уже давно хотела купить, и тогда однажды приедешь к нам на ней.

Все же для нас намного труднее приехать к вам.

Бабушка, наверное, также с удовольствием снова предприняла бы однажды такую поездку, что она охотно делала, пока дедушка еще был жив.

Мы ужасно были бы рады вашему посещению.

Корнелию, естественно, особенно интересует Урсула, которую она всегда называет своей подругой, хотя они обе пока еще никогда не виделись.

Мы рады, что у тебя на горизонте появилась светлая полоса, и передаем вам всем троим наш самый сердечный привет

Ваши

Гизи, Райнер и Корнелия

(BStU, MfS, MBA41 / 78, Bl. 22–24)

______________________________________________________________________

Теперь могло быть лишь два варианта последующих действий: либо изъять письмо, чтобы помешать шпионской переписке и заставить шпиона занервничать, либо отправить письмо дальше адресату, чтобы шпион по — прежнему считал, что он в безопасности, побудив его тем самым к следующим письмам, вследствие чего можно было бы медленно очертить круг подозреваемых лиц и разоблачить шпиона. С группами чисел, т. е. с шифрованным текстом, ничего нельзя было сделать, для расшифровки понадобилась бы шифровальная лента. Все же, только я один знал ключ, и я по инструкции отрезал использованную часть, сжег и спустил пепел в туалет.

Товарищи из отдела М доложили «наверх», и было решено отправить письмо по адресу, в надежде, что шпион или противоположная сторона совершат когда-нибудь ошибку, с которой можно было бы начать его поиск. Итак, группы чисел шифра снова сделали невидимыми, письмо умело заклеили и положили в почтовый мешок, отправившийся на запад. Как я позже узнал, это было наше второе письмо Федеральной разведывательной службе, первое ускользнуло от контроля.

Между тем произошло кое-что, изменившее мои планы. Хельгу и меня проверила полиция во время купания в озере, которое, к сожалению, относилось к запретной военной зоне, причем у нас также взяли наши анкетные данные. При этом, хотя у меня и было фиктивное удостоверение личности с вымышленным именем, все же при соответствующем расследовании можно было бы выйти на мою настоящую фамилию. Тогда открылась бы связь критически настроенной к ГДР официантки из Оберхофа и женатого офицера Штази из Берлина. Это означало, что часы тикали, и мы жили во взятом взаймы времени. Это побудило меня отказаться от моей первоначальной сдержанности по отношению к Пуллаху и приступить к ускорению всего процесса. После того, как во второй радиограмме от меня потребовали выдать настоящие данные некоторых западных агентов, так как на другой стороне явно боялись, что их обведут вокруг пальца, я согласился при условии, что пока против этих людей ничего не будут предпринимать, так как это угрожало бы мне. В этом отношении второе письмо содержало очень взрывоопасные анкетные данные нескольких западных НС, и с точки зрения МГБ было бы разумно не пропускать его дальше. Но там никто не мог этого знать. Теперь БНД со своей стороны установила, что письмо было открыто, и потребовала от нас, чтобы мы при следующем отправлении использовали другой условный адрес. Разумеется, при этом все эти фиктивные отправители все равно были из центра Восточного Берлина, однажды на Хольцмарктштрассе, в другой раз на Карл — Маркс — Аллее. Как мне представлялось, было бы лучше пусть и оставить лжеотправителей в Берлине, но в более удаленных друг от друга окраинных районах. Я опускал бы письма каждый раз в другом месте, и MГБ не смогло бы сконцентрироваться на одном районе. Следующему письму от 21 сентября, правда, удалось попасть на Запад невскрытым.

При добросовестном анализе перехваченного второго письма товарищам бросилось в глаза, что очень своеобразный почерк в цифрах в «маскирующем» письме отличался от написания цифр в дате письма 22.8, которую я вписал позже. У контрразведки тем самым появился первый пусть даже крохотный образец почерка шпиона, и она проинструктировала точно сравнивать цифры во всех перехваченных в будущем письмах.