Агент. Моя жизнь в трех разведках

Вскоре после этого мне угрожала следующая неприятность. У нас всех были служебные пистолеты марки AP-9 венгерского производства, и я в такой напряженной ситуации очень хотел бы держать пистолет поблизости. Оружие хранилось в закрывавшемся каждый день служебном сейфе соответствующего офицера. Теперь в январе поступило новое распоряжение о том, что оружие нужно сдавать для хранения на центральном складе оружия. Причина не называлась, но ходили слухи, что в последнее время произошло сразу несколько случаев самосуда и самоубийств с применением служебного оружия. Однако в середине января состоялась ежегодная демонстрация памяти убийства Розы Люксембург («свобода это всегда свобода инакомыслящих») и Карла Либкнехта. Во время ее МГБ должно было обеспечивать безопасность партийного и государственного руководства на пути к кладбищу социалистов в берлинском районе Фридрихсхайн. Как свежеизбранный секретарь партийной ячейки нашего отдела, я хотел идти впереди, показывая всем хороший пример того, что на меня можно положиться даже в самый жуткий мороз. Мы получили для этой операции наши пистолеты. Когда спектакль закончился, я остановился на пути домой и засунул оружие в снег. На следующий понедельник на пистолете появилась небольшая ржавчина. Ответственный за хранение оружия, увидев это, скривился от отвращения и отказался принять пистолет, потребовав от меня основательно его почистить. Итак, я снова взял его с собой.

Время не терпело. Я больше не мог откладывать день моего ухода, так как на 20 января должен был прибыть для встречи мой НС «Клаус» из ядерного научно — исследовательского центра в Карлсруэ. На предыдущей заявленной встрече у лодочного причала Цюрихского озера он не появился. Наш инструктор зря ждал его. Вместо этого в почтовой открытке, отправленной в конверте на оговоренный условный адрес, он сообщил, что его уличила ревнивая жена, что она что-то пронюхала о нем. Это значило, что за ним наблюдали, то есть, что он уже попал под прицел ведомства по охране конституции. Если бы агент сообщил об этом на официальной встрече в ГДР в присутствии моих начальников, был бы большой шум, и сирены тревоги завыли бы на самых верхних этажах. Неизбежно последовало бы более глубокое расследование моей работы, чтобы установить, не было ли каких-то ошибок или неосторожности с моей стороны. Такой оборот меня действительно никак не устраивал.

Но время торопило еще по другой причине. В конце января меня должны были на полгода послать в районную партийную школу ГУР в Бельциг для повышения квалификации в теории марксизма — ленинизма — обязательной аттестации на пути к должности руководителя реферата. Однако это означало мою абсолютную изоляцию, это было бы пребывание в интернате среди сотрудников МГБ, без малейшего шанса неподконтрольного контакта с внешним миром. Там я бы оказался в абсолютной ловушке.

За три дня до 18 января я покинул свой дом около шести часов утра, как обычно. Моя машина стояла на стоянке рядом с другими служебными автомобилями. Но что это? Там стояла еще и машина западногерманского представительства в ГДР. Я мало что смог разглядеть в темноте, но машина не была пустой. Я осторожно широко расставил указательный и средний пальцы на левой руке: Victory! После этого я взялся за скребок. Когда я очистил ветровое стекло от льда, другой машины уже не было. Пуллах хотел удостовериться, что я еще на свободе.

Мы долго ждали знака из Пуллаха, как теперь должна была происходить эвакуация Хельги и ее сына. Для них до сих пор не пришли никакие документы. Когда, наконец, долгожданная радиограмма прозвучала, это снова был холодный душ: БНД настаивала на том, что сначала на Запад должен был попасть один я, но обещала, что сразу после этого устроит вывоз их обоих, все будет подготовлено. Вывоз должен был осуществиться через третью страну.

Теперь больше не помогало никакое промедление. Все становилось слишком горячим. Хельга и ее сын с вещами приехали в Берлин в понедельник 15 января. Мы увиделись только на очень короткое время. Они вдвоем сели на ближайший поезд до Варшавы, куда в то время тоже можно было ездить без виз с удостоверением личности. Я инструктировал их разместиться там в маленьком, неприметном пансионе, где не уделяют особое внимание формальностям при регистрации. Еще перед моим уходом на Запад нам следовало созвониться, чтобы я точно знал, где они поселились. Там тогда с ними установила бы контакт западная сторона и устроила бы все остальное. Мы расстались в надежде, что все каким-то образом сложится хорошо.