Агент на месте

Рима позвала сзади. «Мы знаем, что не контролируем все это. Нас не готовят как революционеров».

«Ни хрена», — отрезал американец.

«Мы врачи», — продолжила она. «И мы отчаянно нуждаемся в возвращении наших людей в Сирию, в будущем нашей нации. Мы подумали, что это прекрасная возможность найти важную информацию об Аззаме, которую можно было бы использовать против него, чтобы положить конец войне. Это было». На глазах Риммы выступили слезы. «Мы просто не знали о ребенке».

Американец сказал: «Вы играете в опасную игру, которую вы не понимаете. Пожалуйста, примите мой совет. Освободите девушку. А затем возвращайся к помощи и утешению… к тому, в чем ты хорош.»

И с этими словами он оставил пару одних в их квартире на втором этаже, протиснувшись мимо Мустафы в узком коридоре.

ГЛАВА 15

Корт прошел по длинному коридору к лестнице. Он спустился на один пролет, прошел по узкому и темному коридору к двери на улицу, затем вышел на улицу Мазарин.

Пара полицейских на мотоциклах, одетых в форму службы общественного порядка и контроля дорожного движения, ехали в его направлении с севера, замедляясь, чтобы остановиться недалеко от большого жилого дома Халаби. Они не проявили к нему никакого интереса, а вокруг было две дюжины других пешеходов, поэтому Корт просто повернул на юг, затем быстро свернул направо на небольшую извилистую аллею с уличными кафе по обе стороны улицы.

Двое полицейских в шлемах никогда его не видели.

Личная безопасность Корта была сейчас на переднем крае его размышлений. Все пешеходы вокруг него, люди, которых он мог видеть через витрины магазинов, в проезжающих мимо автомобилях: все они должны были оцениваться как потенциальная угроза. Его глаза сканировали, а мозг вращался, когда он оценивал людей, ища признаки перед нападением, вспышку объектива камеры, отражающую солнечный свет, любые странные манеры, которые могли указывать на то, что кто-то проявляет интерес к его присутствию.

И копы. Корт всегда был настороже в отношении копов, но особенно в Париже, потому что у него здесь была кое-какая история.

Он был в Париже более двух десятков раз в своей жизни, что означало, что он знал эти улицы, и это помогло ему как адаптироваться, так и внимательно следить за любым, кто действует не в фазе. Он говорил на языке, и у него было ощущение и ритм города, находящегося далеко внизу. Не все его переживания были хорошими; пару лет назад его чуть не зарезали всего в нескольких кварталах к югу отсюда, в переулке, отходящем от улицы Ансьен-Комеди, а затем он чуть не истек кровью на левом берегу Сены, всего в нескольких кварталах к северу.

Но, несмотря на то, что он был на волосок от гибели, ему было комфортно здесь, во французской столице; его мастерство обычно обеспечивало ему безопасность, и он был абсолютно уверен, что так будет и сегодня, по крайней мере, достаточно долго, чтобы он смог выбраться из города.

И теперь он думал о том, чтобы уехать из города. Он сказал себе, что должен уехать куда-нибудь подальше от неофитов, которые наняли его для этой небрежной операции, похожей на крушение поезда. Но пока он шел, он не мог избавиться от ощущения, что что-то тянет его, что-то говорит ему, что он не должен оставлять Халаби одних на ветру.

Он не сомневался, что их убьют до того, как все это закончится. В Париже была опасность, даже из-за угроз, исходящих из Сирии. Халаби руководили группой, удерживающей любовницу сирийского президента, и это привело бы в этот район гораздо больше плохих актеров, раньше, а не позже. Аззам либо захотел бы ее вернуть, либо заставил бы ее замолчать. В любом случае, люди погибли бы. Корт знал, что ему нечего делать посреди этого безумия, но он все еще чувствовал себя дерьмово из-за того, что оставил кучу почти беззащитных людей разбираться с последствиями.

Наивная и глупая молодая мать. Пара средних лет, работающая ради мира и здоровья своих людей, только для того, чтобы оказаться в центре операции с высокими ставками, на грани жизни и смерти.

И четырехмесячный ребенок. Сын воплощенного дьявола, верно, но ребенок, единственным преступлением которого было то, что у него был дерьмовый отец.

Это был жестокий, больной, бессердечный мир; Корт говорил это себе не в первый раз, и когда он свернул на улицу Сент-Андре-де-Ар, его глаза все еще были настороженными в ожидании угроз, его разум начал задаваться вопросом, почему ему было наплевать на какого-то случайного ребенка в какой-то далекой стране. Двадцать четыре часа назад он пытался не терять голову в игре из-за своих чувств к женщине на другом конце света, которую он, возможно, никогда больше не увидит, а теперь он оказался на грани того, чтобы увязнуть в многофакторной гражданской войне на Ближнем Востоке, в трясине, которая все больше и больше напоминала нескончаемую мясорубку.

Какого черта его вообще это волновало?