Когда они вошли в дом, там было уже человек двадцать мужчин, и в их числе электромонтер Николай Макаров, который слегка кивнул Виктору, как знакомому, а также бывший работник городской прокуратуры Анисим Немчин, не сильно поменявший с приходом немцев своей специальности: он стал служить в городской полиции следователем административного отдела. Виктор видел его, когда до войны Немчин однажды приходил в их дом по поводу жалобы бабки на начальника домовой конторы касательно нарушений санитарных норм по содержанию дома. Бабка Виктора старушкой была дотошной, въедливой, беспорядка и несправедливости не терпела в любых проявлениях, и чуть что – писала жалобы в различные инстанции, включая Президиум Верховного Совета УССР. Писала она и самому Михаилу Сергеевичу Гречухе[2]. А однажды отписала даже товарищу Сталину.
Немчин, увидев Липского, отвернулся и сделал вид, что никогда в жизни с ним не встречался.
Остальной контингент подготовительного отделения будущей диверсионной школы был весьма разношерстным: человек десять такие же, как Виктор, штатские, с глубокой обидой за душой на советскую власть, готовые против нее бороться и мстить. И семь человек – военнопленные из концентрационных лагерей: четверо из полтавского, что находился на окраине города в районе Берековки, двое – из харьковского, устроенного немцами в тюрьме на Холодной Горе по Полтавскому шляху, и один из концлагеря под Славянском. Всех их можно было распознать по изнуренному виду и затравленному взгляду, а бывший военнопленный из лагеря под Славянском не спускал взора с Немчина, одетого в полицейскую форму. Верно, досталось ему от сослуживцев Немчина с верхом…
Первым делом на каждого будущего агента заполнялась анкета. Немцы порядок любили и чтили, к тому же надо знать, с кем имеешь дело. Сразу начались занятия, пока теоретические, – вводили в курс разведывательного и диверсионного мероприятий. Проводил их уже известный многим слушателям курсов Роман Антонович «Черный» (здесь никто никого не называл по настоящим фамилиям) и бывший старший лейтенант Красной армии «Попов», уже дважды побывавший с заданиями за линией фронта и успешно их выполнивший.
Имелся в расписании занятий и политчас. Политзанятия проводили зондерфюрер Нибор, представившийся будущим курсантам диверсионной школы Германом Яковлевичем, и бывший харьковский профессор Борис Петрович Михайлов, отбывший шесть лет в исправительно-трудовых лагерях за принадлежность к эсеровской контрреволюционной организации, руководимой заграничным центром Украинской партии социалистов-революционеров.
Политзанятия, собственно, сводились к идеологической обработке будущих курсантов. Оба преподавателя вполне искренне, веря в то, что они говорили, внушали вполне взрослым людям, что большевистский режим держался только насилием и произволом, включая убийства, прикрываемые политическими мотивами. Что Красная армия терпит поражение по всем фронтам, поскольку ее солдатам не за что воевать: у них нет ничего в собственности, поэтому понятие «Родина» расплывчато и аморфно, а воевать за Сталина солдаты не хотят, поскольку для многих из них Сталин – тиран и деспот, держит в лагерях и тюрьмах кого-либо из их близких. Что германский солдат воюет не против народа, а против жидо-коммунистического правительства, несущего народам Советского Союза лишь горе и несчастья. И что помогать немецким солдатам освобождать порабощенные большевистским режимом земли и нести освобожденным от сталинской тирании народам свободу и справедливость – и почетно, и выгодно, поскольку германские власти умеют быть благодарными и никогда не забывают заслуг тех, кто им помогает в их борьбе против гидры большевизма.
Кто-то слушал эти лекции вполуха, как привык это делать раньше, при советской власти, кто-то задумывался над сказанным, кто-то начинал этому верить. Когда день за днем втемяшивают в голову одно и то же, поневоле станешь верить в сказанное. Верили же люди в советскую пропаганду. Например, в то, что «от тайги до британских морей Красная армия всех сильней». А что на поверку оказалось?
Часто на таких занятиях присутствовал начальник подготовительного отделения зондерфюрер Грайф. Немец, он вряд ли понимал то, что говорилось на политчасе. Однако, наблюдая за лицами будущих курсантов, Грайф мог в какой-то степени оценивать эффективность таких занятий.
В город из подготовительного отделения не отпускали, разве что вывозили в свободное время на территорию бывшего мужского монастыря на хозработы. Ведь диверсионная школа должна была разместиться именно здесь, в стенах и на территории монастыря.