Агент перемен

– И какие сейчас у меня шансы на то, чтобы убить, покалечить или просто вывести тебя из строя в какой-то момент? У тебя достаточно информации, чтобы это вычислить?

Информации было достаточно: уравнение светилось у него в поле зрения. Он заставил его погаснуть.

– У тебя нет на это причин. Я помог тебе и желаю помогать и дальше.

– Мне интересно. Если бы мне понадобилось, – настаивала она, не сводя с него глаз. – Побалуй меня.

Уравнение не желало гаснуть. Оно висело перед его внутренним взором, словно обладало собственной волей, и ярко светилось. Он снова отбросил прядь со лба.

– Я не хочу тебя убивать, Мири.

– Я ценю это чувство, но это не ответ.

Он ничего не ответил, а наклонился вперед, чтобы осторожно поставить чашку на стол. При этом он старался не смотреть на Мири.

– Я хочу получить эти цифры, космолетчик!

В ее голосе зазвучали повелительные нотки.

Он выгнул бровь, скользнув взглядом по ее лицу, и начал сообщать ей сведения, которые ей следовало знать, прежде чем услышать цифры – и предпринять какие-либо действия.

– Данные очень сложны. Полагаю, что сейчас у тебя шансов меньше, чем раньше: я знаком с тем, как ты двигаешься, ходишь, как двигаются твои глаза, как звучит голос, сколько у тебя силы. Тебе трудно использовать фактор внезапности. И то, что ты задала этот вопрос, значительно понизило твои шансы. То, что ты видела меня в действии, знаешь про Контур и заслужила мое уважение, увеличивает твои шансы, но, думаю, не настолько, насколько они уменьшились. – Он сделал глубокий вдох, медленно выпустил воздух и продолжил, следя за тем, чтобы его голос звучал совершенно бесстрастно: – Итак, ответ заключается в том, что в случае конфронтации у тебя примерно два шанса из ста на то, чтобы меня убить, и три шанса из ста, чтобы серьезно меня ранить. При отсутствии открытой конфронтации твои шансы стали гораздо выше, чем раньше: я тебе доверяю и могу сделать ошибку.

С другой стороны, твои шансы после нападения на меня остаться в живых дольше пяти минут стали значительно ниже, чем раньше. Это стало бы весьма эмоциональным событием для нас обоих. А если бы об этом узнала Стая, то даже если бы ты после нападения осталась жива, это было бы всего лишь на несколько дней.

Она застыла в полной неподвижности, чуть ссутулившись. Она отвела взгляд от его лица и стала рассматривать узор на ковре, и при этом очень глубоко вздохнула.

Он тоже не шевелился, пока не понял, какие именно чувства прочел в ее глазах. Ему еще не приходилось видеть у нее этой эмоции, и теперь его грудь и живот пронизал ледяной укол чего-то, что невозможно было назвать.

Двигаясь стремительно и бесшумно, он вскочил с места и опустился рядом с ней на одно колено, заглянув ей в лицо и протянув руку – но не прикоснулся к ней.

– И теперь тебе страшно.

Услышав его виноватый голос, она поморщилась, покачала головой и села прямее.

– Я сама напросилась, так ведь?

Она пристально на него посмотрела – и увидела морщинки тревоги в углах глаз и мрачно сжатые губы.

«Он не знает, – неожиданно поняла она. – Он не понимает, что именно он сказал…»

Поддавшись порыву, она протянула руку и отвела упавшую ему на лоб непослушную прядь.

– Но, – осторожно проговорила она, – я боюсь не тебя.

Тут она встала, внезапно вспомнив о своем наряде, о кольце у себя на руке, о своем смятении – и о составленном в начале вечера плане, включавшем утреннее пробуждение рядом с ним.

Она обошла вокруг кресла и направилась к себе в комнату.

Вал Кон выпрямился, провожая ее взглядом.

У двери она повернулась – и остановилась, увидев выражение его лица. Она подождала лишнюю секунду, потому что ей показалось, будто она уловила едва заметное движение в ее сторону, тень… Но в следующее мгновение все уже исчезло. Его зеленый взгляд был совершенно нейтрален.

– Доброй ночи, Вал Кон.

Он адресовал ей поклон, как равной.

– Доброй ночи, Мири.

Дверь со слабым шуршанием закрылась за ней. В следующую секунду загудел, включившись, замок.

Глава 10

Было холодно – и Мири дрожала в огромной шерстяной рубашке. Это была хорошая рубашка, почти без прорех. Подарок отца в минуту редкой заботы о своем единственном ребенке. Заботы, которая была результатом еще более редкого явления: он ее заметил. Она была такая маленькая, такая щуплая. Отсюда и рубашка, которую она носила дома и на улице, поверх остальной одежды, закатав рукава до запястий. Незаправленный подол свисал до колен.

Было не только холодно, но и сыро – типичная зимняя погода Пустоши. По правде говоря, слишком холодно, чтобы двенадцатилетняя девочка выходила на улицу, какая бы прекрасная рубашка у нее ни была.

Ветер дергал ее за волосы, и она подняла воротник рубашки, заправив косички внутрь, немного спустила рукава и втянула под них пальцы. Ветер снова подул – и она засмеялась, притворяясь, будто ей тепло.

Заворачивая в переулок Тайсона, она подумала, что день выдался хороший. Она провела его, бегая по поручениям старика Уилкинса, и в кармане у нее звенела мелочь на целую четверть монеты. Мама опять кашляла, и можно будет купить чаю, чтобы успокоить горло.