Наступил день, когда уже буссоль вынимать из чехла не потребовалось. Из Константинополя приехал секретарь русского посольства в Турции. Он разыскал экспедицию в Свиштове, капитану Артамонову передал пакет. В пакете было письмо профессора Обручева.
Профессор, как всегда, был предельно краток: «Возвращайтесь».
Николай Дмитриевич показал письмо секретарю посольства. Этого человека, широкоскулого блондина, похожего на казанского татарина, он где-то видел, но не в Константинополе, где имел честь передать султану каталог карт.
Вспомнил. В Академии Генштаба. Спросил:
— Вы когда кончали наше учреждение?
— В том же году, как и вы, господин капитан. Я учился на страноведческом факультете.
Таким образом, знакомство состоялось. Лишь теперь, на турецком берегу, на границе Порты и Румынии, капитан Артамонов узнал, что его соученик по академии капитан Пряхин следил за передвижением экспедиции, в случае конфликта с местными властями готов был прийти на помощь.
О нападении бандитов русское посольство узнало из турецких газет. Как и предположил Фаврикодоров, нападали черкесы с целью похищения людей. Посольство уже занималось поиском унтера Балабанова. Выкрали его в Одессе, а продали на рынке в Тульчи, в городке, где гирло Дуная разделяется на три рукава. Гирлом владела Порта. В нескольких верстах юго-восточней лежала в руинах взятая Суворовым крепость Измаил, теперь уже принадлежавшая Румынии. Туда черкесы и доставили плененного унтера. Следы его затерялись на берегах Мраморного моря, в порту Кючук, на рынке торговли рабами из славянских стран.
— Вам приказано возвращаться без указания маршрута. Это не случайно, — сказал капитан Пряхин и объяснил, почему. — Письмо из Петербурга доставлено международной почтой, а значит, наверняка прочитано цензурой. Если будете возвращаться морем, обратно через Варну, вас подвергнут тщательному досмотру. Не исключено, что подготовительные материалы, не оговоренные протоколом соглашения, арестуют. На этот счет у них есть договоренность с английским правительством. Пока их посольство не даст добро, подготовительные материалы вам не вернут.
— И что вы предлагаете?
— Я имею устное предписание. В декабре Черное море представляет повышенную опасность. В это время года у западного побережья тонет наибольшее количество кораблей. Древние греки до весны прерывали связь с Херсонесом. Рисковали только запорожские казаки. В непогоду на своих дубках они внезапно врывались в гавани. Азартно грабили турок. И знаете, с какой целью?
— Известно, — улыбчиво ответил Николай Дмитриевич. — Чтоб на Хортице пропить.
— Но вы имейте в виду, — продолжал капитан Пряхин, — далеко не все они возвращались: кто пал под турецким ятаганом, кого поглотило море. Но от грабежей не отбило охоту.
— Предисловие толковое. Так что вы предлагаете? — повторил вопрос начальник экспедиции.
— Совершить бросок через Дунай.
— В непогоду? Ночью?
— Именно! А я тем временем отправлюсь в Рущук. Буду договариваться с местной таможней. Просить разрешение геодезическую экспедицию пропустить через границу в Журжево. Там уже Румыния, и есть в Россию железная дорога.
— И мы избежим международного скандала?
— Откупимся. Чиновник везде продажный. Потом задним числом принесем извинение за ваше самовольство. Уладим.
На том и решили: готовиться к внезапному броску через Дунай. Хозяина постоялого двора горбатого армянина поставили в известность, что русские будут проживать еще полную неделю. Пустили слух, что через неделю отправятся в Рущук, чтобы поездом добраться до Варны. За дни проживания, включая будущую неделю, расплатились заранее.
Константину Фаврикодорову была поставлена задача: среди болгар найти надежного лодочника, который согласится работать в любое время суток и в любую погоду.
— Как скоро плыть? — спросил Константин.
— Завтра в полночь. — У вас есть на примете лодочник?
— Есть. Иван Хаджидимитров. Он согласился нам оказывать всяческую помощь, в том числе перевозить наших людей на правый берег.
— Когда он справится с заданием, мы ему подарим лошадей. С кибитками, разумеется, — сказал начальник экспедиции.
— А я-то думал… — Константин не договорил. На лице обида.
— Вам-то лошади зачем?
— Я остаюсь в Болгарии.
— А как же Одесса? Семья покойного друга?
— О семье друга вы уже позаботились. Спасибо. Здесь у меня тоже семья. Буду искать сына. Если он уже янычар, мудиру отрежу голову.
Николай Дмитриевич не стал упрашивать своего проводника вернуться в Россию. Он уже достаточно хорошо его изучил. Его жизнь — это борьба. А бороться за свое счастье и за свой народ он мог только здесь.
— Мне достаточно будет одной лошади, — глухо проговорил Константин.
— Тогда лошадей и кибитку поделите поровну. Вы их заработали. Через год-два я с вами встречусь.
Но встреча состоялась только через семь лет.
Стоя у самого среза воды — было за полночь, осколок луны где-то затерялся в тучах, — Николай Дмитриевич всматривался в черную стену противоположного берега, тихо спросил:
— Сколько отсюда до Румынии?
— Примерно верста.
— Глубина?
— Сажени три. Надеюсь, нырять не придется. Озябнуть можно.