Агент полковника Артамонова

На офицерском балу по случаю Пасхи он познакомился с дочерью статского советника Михаила Игнатьевича Пчельникова. Девушку звали Евгения. В ноябре ей исполнилось семнадцать лет. Перед отъездом Николая Дмитриевича в южную командировку они побывали на Черной речке, где Дантес смертельно ранил Александра Сергеевича Пушкина, любимого поэта Евгении.

Там, на Черной речке, девушка высказала желание научиться стрелять из револьвера. На вопрос, зачем это нужно девице, она как бы шутя ответила: «Но я же буду женой офицера. И когда мой суженый окажется в командировке, мало ли какой Дантес ко мне прицепится?»

Капитан пообещал научить ее стрелять, если она станет женой офицера, который в ней души не чает.

«Я в тебе души не чаю», — ответила девушка. «А я — в тебе».

Так неожиданно они объяснились в любви.

Она пообещала его терпеливо ждать, а он — странное дело — пообещал из командировки…не писать ей писем. На ее удивленный немой вопрос поручик ответил сдержанно: «Я вернусь, а письма оттуда еще не дойдут». — «А почему?»

Так и уехал, оставив девушку с загадкой…

«Да и с кем я передам свои сугубо личные письма?» — Николай Дмитриевич как бы оправдывался перед собой, почему он не будет писать.

Как давно это было! В скольких только командировках не пришлось побывать! Сегодняшний визит в Аккерман — это тоже своего рода командировка, но командировка недлительная и приятная. И разговор был приятным и полезным.

— Кстати, а с турком, с нашим возницей, вы не прервали знакомство? — вдруг напомнил полковник. — Возница действительно турок?

— Мать у него турчанка, отец — болгарин. С примесью греческой крови. А чем он вас заинтересовал?

— Я вот о чем подумал, — продолжал полковник, запирая сейф и присаживаясь к столу. — Этот кавалер ордена Святого Георгия мог бы вам пригодиться в вашей необычной экспедиции.

— Спасибо. Мысли у нас совпали. Буду с ним встречаться, — признался Николай Дмитриевич. — Возница Фаврикодоров из тех мест, где предстоит действовать нашей экспедиции. Его родители в Габрово проживали, а может, и сейчас проживают.

— Тогда не медлите. Сделайте ему предложение. Если у вас будут материальные затруднения, я возьму его на довольствие.

Любезность полковника объяснялась просто: офицер как военачальник вживался в будущий театр военных действий. Из истории войн известно, да и отец-генерал не однажды ему подсказывал: только в практической деятельности раскрывается полководческий талант. И напоминал известное: Наполеон мыслил как полководец, видя перед собой поле боя.

В Одессу капитан Артамонов возвращался не один, а с охраною, с так называемыми поварами, солдатами рослыми и мало разговорчивыми. Их короткие односложные ответы не удовлетворяли командира. А вообще-то солдаты охраны были правы: при знакомстве не нужно много слов, настоящее знакомство происходит в работе. Как они сработают, покажет дело.

После знойного дня степная дорога выглядела унылой, но радовало глаз лежавшее по правую руку вечернее, заметно потемневшее на востоке море. Теперь оно и впрямь было черным. Далеко на юге, за горизонтом, жила своей жизнью загадочная Турция. Какая она вблизи — гостеприимная или враждебная? Видимо, разная. Как и люди.

Сейчас Николай Дмитриевич думал о предстоящей встрече с Константином Фаврикодоровым. Сумеет ли он откупиться от Когана? Обычно наемные работники у хозяина ходят в должниках. Стоит раз попасть в кабалу то ли человеку, то ли целому государству, и уже из кабалы не выбраться.

Одесса. 1869. 25 июня

На поиск Фаврикодорова Николай Дмитриевич отправил солдата Чикутина, превосходно знавшего Одессу. Отправил не одного, дал сопровождающего — повара Хоменко. Вдвоем они до прихода Киевского курьерского посетят Привоз — рынок, который возник вместе с железнодорожной станцией и скоро стал главным торговым местом приморского города. Пусть узнает, что почем, ведь и в Турции придется покупать продукты, благо российские золотые рубли — всемирная валюта.

У вокзала в ожидании пассажиров стояли два фаэтона. По приметам, которые сообщил начальник экспедиции, Чикутин сразу же узнал Фаврикодорова.

— Вы от их благородия? От Николая Дмитриевича? — обрадовался Константин.

Он был при наградах. Это его реклама: всякий с деньгами не прочь прокатиться в роскошном экипаже, которым управляет кавалер ордена Святого Георгия.

— Господин капитан приглашает вас в гости, — сказал Чикутин, как будто перед ним был не отставной солдат, а самый что ни есть унтер-офицер, не однажды побывавший в деле.

— Когда, изволю спросить?

— Сегодня вечером.

— Доложите, буду после захода солнца. Отвезу седока, если таковой окажется. И как только с лошадьми управлюсь. Сегодня лошадки притомились. Жара.

По тому, как Фаврикодоров легко согласился на встречу, солдаты поняли, что тот надеялся хотя бы еще раз увидеться с офицером, предложившим называть себя не «ваше благородие», а «Николай Дмитриевич». Не для красного словца офицер спросил, где в случае надобности можно будет разыскать ветерана Севастопольской баталии.