Ланни и Золтан отправились туда в понедельник вечером, через два дня после того, как прекратились переговоры в Годесберге. Туда пришло четверть миллиона южных немцев, чтобы повеселиться на открытом воздухе, а также два иностранных гостя, желавших посмотреть на их веселье. Посетители забыли, что это была ночь, которую выбрал фюрер всей Германии, чтобы обратиться к своему народу, и что это будет означать для ярмарки. Весь день и до середины вечера, радость была неограниченной. Огромные толпы толкались здесь и там на фоне ярких огней и щедрых украшений. Они начинали петь по малейшему поводу и танцевали со своими
И вдруг раздался рев громкоговорителей. Фюрер собирался обратиться к миру из Дворца спорта в Берлине. Все остальные звуки словно по волшебству затихли. Танцы прекратились, разговоры прекратились, и четверть миллиона мужчин и женщин замерли в своём движении. То же самое произошло со всеми другими видами деятельности повсюду в Германии. Все работы на фабриках, демонстрация всех кинофильмов, продажи в магазинах, обслуживание в ресторанах, хождение по улицам. Всё остановилось, и семьдесят миллионов человек, за исключением только младенцев, слушали один чудовищный Голос. Не слушать или уйти было преступлением, и много людей было отправлено в концлагерь. Адольф Гитлер заявил:
"Если я сейчас представляю этот немецкий народ, то я знаю, что в эту секунду весь народ, все его миллионы соглашаются с каждым моим словом, подтверждают их и делают их собственной клятвой. Пусть другие государственные мужи спросят себя, есть у них такая же поддержка!"
Этот Голос, ревущий над десятками гектаров Терезиенвизе и по всей земле по радио, рассказал не только то, что делали немецкие люди в эту секунду, но и то, что они делали в течение последних двадцати лет, и то, что их великий фюрер делал для них. В ходе речи, состоящей из шести тысяч слов, Голос использовал слова
Это была политика в высшей степени хитрого государственного деятеля, желавшего иметь дело только с одним врагом зараз. Поэтому в этой речи, в ультиматуме Чешской Республике, он приступил методично исключать любое другое противодействие. С Польшей, сказал он, достигнуто "постоянное умиротворение". Что касается английского народа, он надеется, что "миролюбивые силы одержат верх". Что касается Франции, не было сейчас "абсолютно никаких разногласий, стоящих между нами…. Мы ничего не хотим от Франции, решительно ничего!" С Италией, под "редким гением их Дуче, был создан "истинный союз сердец".
Расправившись со всеми этими вопросами, Голос перешёл к тому, что он назвал "последней территориальной претензией, которую я предъявляю в Европе". Эта проблема, сказал он, существует из-за "одной лжи, и у отца этой лжи есть имя Бенеш". Ложь заключалась в том, "что существует страна Чехословакия". Эту ложь рассказали государственным деятелям в Версале, и они поверили. Остальная часть длинной речи была посвящена рассказу о дуэли между этим лжецом и его ложью с одной стороны, и фюрера немцев и его правды с другой стороны. Теперь эта борьба подошла к своей кульминации. Фюрер заявил: "Я потребовал, чтобы теперь, после двадцати лет мистер Бенеш должен наконец смириться с истиной".
Первого октября, спустя пять дней, у ненавистного чеха потребовали передать Судеты Адольфу Гитлеру. Это был ультиматум, и ни одно из его увиливаний и уловок никогда не принесёт мошеннику никакой пользы. "Мистер Бенеш в настоящее время возлагает свои надежды на мир, и он и его дипломаты не делают секрета из этого. Они заявляют: 'Мы надеемся на то, что свергнут Чемберлена, что удалят Даладье, что везде начнутся революции'. Они возлагают надежду на Советскую Россию. Он до сих пор думает, что тогда он сможет уклониться от выполнения своих обязательств".
— И тогда я могу сказать только одно. В настоящее время друг против друга стоят два человека, там мистер Бенеш, а вот здесь стою я. Мы два человека разного характера. В великой борьбе народов, в то время как мистер Бенеш вился ужом по миру, я, как порядочный немецкий солдат, выполнял свой долг. И вот сегодня я стою против этого человека как солдат моего народа.