Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец

Десять лет заключения глубоко травмировали, но не сломили Руди. “Отчаяния я в нем не увидела, но по сравнению с тем Руди, которого я помнила, он изменился, – писала Урсула. – Седеющий, слегка сутулый, со срывающимся голосом, растерянный, словно он выбрался из погреба на свет, наполовину чужой человек с улыбкой, за которой скрывалась печаль”. Храня верность своим политическим взглядам, Гамбургер вступил в правящую Социалистическую единую партию, где преобладали коммунисты. “Возможно, благодаря нашим усилиям в будущем появится совершенно новое, небывалое создание, человек, рожденный в новой экономической системе”, – писал он. Он обосновался в Дрездене, где устроился архитектором в городском совете. О своем лагерном опыте Руди никогда не рассказывал, отмечая лишь (и в некотором роде довольно точно), что “работал на советских стройках”. Миша узнал о том, что отец был в ГУЛАГе, лишь в 1970-е годы.

В 1958 году Руди Гамбургера завербовали в ряды информаторов Штази под кодовым именем Карл Винклер. Его задачей, как одного из 170 000 ищеек Штази, было писать доносы на коллег. Он отказывался собирать и передавать компрометирующие материалы, но его работу на Штази оценивали как “хорошую”. Коммунистическая система разведки жестоко обошлась с Рудольфом Гамбургером, но конце концов он вновь стал на нее работать.

Сын Руди и Урсулы Михаэль Гамбургер стал одним из ведущих немецких специалистов по Шекспиру. В течение тридцати лет он был драматургом и режиссером в берлинском Немецком театре. Нина Гамбургер работала учительницей. Питер Бертон, младший ребенок Урсулы, стал видным философом биологии в Академии наук Восточного Берлина. Дети Урсулы ее боготворили, не вполне ей доверяли и задавались вопросом, насколько хорошо ее знают. “Вряд ли мы были для мамы прикрытием ее шпионской работы”, – позднее говорила Нина, и это звучало скорее как вопрос, нежели утверждение. Оглядываясь назад, Питер размышлял о параллельных, соперничающих друг с другом стимулах в жизни матери: “У нее было два приоритета – дети и борьба за коммунизм. Я не знаю, что бы она делала, если бы ей пришлось выбирать между ними”. Младший сын Урсулы возмущался тем, как мать выуживала из детей их тайны: “Она всегда задавала пару лишних вопросов. Ей всегда хотелось знать больше, чем я был готов ей рассказать. Между нами всегда возникало напряжение. Сестра рассказывала ей все. Брат не рассказывал ничего и держал все секреты при себе”.

Необычное детство оставило особенно глубокие шрамы в душе Михаэля. Отец, которого он обожал, необъяснимо исчез и отсутствовал почти все время его отрочества. Его мать была не той, кем казалась. Его мучило знание, что она рисковала детьми ради борьбы. “Все свои поступки она совершила из убеждений, ради освобождения человечества, и за это я ею горжусь. Но если бы ее схватили в Польше, меня бы отправили в сиротский приют или хуже того. Эта мысль до сих пор вызывает у меня содрогание”. К десяти годам он уже успел пожить в шести разных странах, сменить более десятка домов. Семейная жизнь, которую Михаэль вспоминал с такой горечью, была пронизана тайнами. “Я был трижды женат и трижды разводился, – рассказывал он мне, когда ему было уже восемьдесят восемь лет. – Наверное, я так и не научился никому доверять по-настоящему”. Он умер в январе 2020 года, незадолго до этого успев ознакомиться с рукописью этой книги.

В 1966 году еще один любовник Урсулы неожиданно вновь появился в ее жизни. На тот момент Йохан Патра жил с женой и сыном в Бразилии, работал электриком и выращивал овощи на небольшой ферме. “Ты же знаешь, что материальное благополучие никогда меня не интересовало”, – писал он ей. Он говорил об эмиграции в Восточную Германию. Урсула пригласила его, предупредив, что ему может быть трудно приспособиться к новой жизни. В январе следующего года у дверей ее дома возник изнуренный, дрожащий человек, которого она едва узнала. “Он был на грани. Не мог говорить. Да, впрочем, и я тоже”.