После часа беседы Эдди почувствовал себя «уставшим гораздо сильнее, чем требуется для проведения содержательного допроса», хотя даже по беглому опросу стало ясно, что «он обладает огромным объемом разведывательной информации высочайшей ценности». Чапмена уложили в постель в тихом доме на Хилл-стрит, в районе Мэйфер, и он, измученный, провалился в сон. Но Стефенс не спал — он писал и размышлял. Оловянный Глаз был, возможно, наименее сентиментальным офицером во всей секретной службе, а Чапмен к тому же принадлежал сразу к трем категориям людей, сильнее всего им презираемым: шпион, мошенник, аморальный тип. Но этот странный человек произвел на него впечатление и даже тронул его: «Более всего во всей этой истории поражает мужество Чапмена. Есть в ней и кое-что еще: ведь Чапмену удалось выстоять перед германским следствием, обладающим практически неограниченными ресурсами. Он оказал и, вероятно, еще окажет стране неоценимые услуги. За это Чапмен заслужил благодарность от своей родины и прощение за свои преступления». Всем офицерам МИ-5, связанным с делом Зигзага, было отдано распоряжение «относиться к Зигзагу как к вернувшемуся другу, которому мы многим обязаны и который ни в коем случае не находится под подозрением или наблюдением».
На следующее утро Чапмена отвезли в Клуб армии и флота, где он за обильным завтраком встретился с Таром Робертсоном и Ронни Ридом. Встреча получилась дружеской и сердечной. Рид был особенно рад встретиться со своим другом, который «вернулся благополучно и вновь рычал, словно лев». Во второй раз за два года Чапмен подробно рассказывал британским разведчикам о своих приключениях. Однако сейчас это уже не был бессвязный поток наполовину забытых фактов, как после его прибытия с виллы Бретоньер. Нет, это был детальный, точный, практически поминутно описывающий события доклад квалифицированного агента. Зигзаг предъявил непроявленную пленку с фотографиями старших офицеров абвера и клочок рисовой бумаги, на которой он записал кодовое слово, используемое в Осло для радиопереговоров, — ПРЕССЕМОТТАГЕЛСЕТРОНХЕЙМСВЕЙЕН, а также используемые радиочастоты. Он подробно описывал людей, с которыми встречался, увиденные места, важные военные объекты, которые он счел потенциальными целями для бомбардировок. Его описания были настолько же точными и подробными, насколько запутанным и несовершенным был его первый доклад. Он дал детальное описание немецких оккупационных сил: расположение штаб-квартир СС, люфтваффе и абвера в Осло, места базирования танков, центр связи с подводными лодками, базы снабжения авиационных соединений, верфи, опознавательные знаки германских военных частей и зенитные батареи. Кроме того, он по памяти набросал карту поместья Квислинга на полуострове Бигдей, попутно рассказав, как он «специально причалил рядом с ним, катаясь на яхте».
После завтрака Чапмена осмотрел доктор Гарольд Дирден, штатный психиатр «лагеря 020», который объявил, что «психически он вполне здоров, хотя физически измотан». Поначалу слушатели полагали, что Чапмен несколько приукрашивает правду, однако по ходу его рассказа их скептицизм постепенно испарялся. «Все положительно свидетельствует о его полной невиновности, — писал Стефенс. — Если бы он рассказал немцам хотя бы малую часть правды о том, что происходило с ним в Британии в его предыдущий визит, они явно не оставили бы его на свободе, тем более не выплачивали бы ему в награду огромные суммы и уж точно не послали бы его сюда вновь».
Было не сложно проверить, говорит ли Чапмен всю правду. В МИ-5 знали, что он занимался подготовкой Бьорнссона и Юлиуссона, однако сам Чапмен не имел ни малейшего понятия о поимке двух незадачливых исландских шпионов. Если он сам, добровольно расскажет об исландцах, это будет, как писал Стефенс, «доказательством его абсолютной честности». Именно так и поступил Чапмен: он подробно рассказал об исландских агентах, дал их полное описание и поведал об их подготовке. Его рассказ в точности совпадал с тем, что уже знали сотрудники «лагеря 020». «Думаю, это полностью доказывает, что Чапмен ведет честную игру», — указывал Стефенс. Чапмен был искренен; даже средства для совершения самоубийства, выданные ему, были подлинными, — пилюли с цианистым калием, выпущенные парижской компанией Laroche, и цианид в жидкой форме. «Эти средства перестанут представлять опасность лишь после того, как вылить их в канализацию и хорошенько продезинфицировать слив», — заключил научный департамент МИ-5.
Еще одним доказательством откровенности Чапмена стало его сообщение, что камера «лейка» и 1000 фунтов из выданных ему средств предназначались для другого германского агента в Британии, «человека, которого они считают одним из наиболее ценных своих шпионов, действующих в этой стране». Британские шефы Чапмена не пожалели сил, чтобы убедиться: он действительно не знает, как зовут этого агента. Однако МИ-5 оно было знакомо: его звали Брут.