Оловянный Глаз Стефенс задавался вопросом: что будет, если Чапмен, вновь связавшись с преступным миром — что неизбежно, — предстанет перед судом и потребует к себе снисхождения на том основании, что во время войны он оказывал стране некие совершенно секретные услуги? Ответ на этот вопрос вскоре последовал. В течение последующих двадцати лет Чапмен неоднократно представал перед судом, однако ни разу так и не был отправлен в тюрьму. Когда в 1948 году его судили по обвинению в использовании фальшивых денег, он представил суду характеристику от неназванного «старшего офицера Военного министерства», в которой было сказано, что Чапмен был «одним из храбрейших солдат Британии во время последней войны». Автором характеристики наверняка был Ронни Рид. МИ-5 не совсем забыла о своих долгах. В 1974 году он снова был признан судом невиновным: на сей раз его судили за то, что он ударил человека по голове пивной кружкой на танцевальной вечеринке в отеле «Уотерсплэш» в Нью-Форесте. Драка произошла из-за девушки по имени Тереза Чин. Чапмен заявил суду: «В время войны меня учили приемам рукопашного боя, необходимым для той работы, которой я тогда занимался, поэтому мне не нужна кружка, чтобы защитить себя во время драки в пабе. Я бы мог убить его голыми руками». Когда его оправдали, он предложил проставить выпивку всему составу суда.
Чапмен все так же продолжал путаться с шантажистами, игроками и мелкими воришками. Он ездил на «роллс-ройсе» (хотя так и не сдал экзамен на права) и носил пальто с меховыми воротниками. Газеты любили его — «Эдди Чапмен, вор-джентльмен». Некоторое время он даже состоял внештатным криминальным репортером Sunday Telegraph, «помогая читателям не попасть в поле зрения людей вроде него». В 1960-м какой-то журналист спросил его, не скучает ли он по временам, когда сам совершал преступления. «Немного, — ответил Чапмен задумчиво. — Я ни о чем не жалею. Меня не мучают угрызения совести. Мне хочется думать, что я был честным бандитом».
Джон Мастерман написал однажды: «Иногда наступает момент, когда ты должен совершить нечто, полагаясь лишь на собственное суждение, не оглядываясь на других. Некоторые называют это совестью, другие — просто упрямством. Что ж, так или иначе, вам приходится делать свой выбор». Война пробудила в Чапмене непокорную совесть. Пороки его были столь же непомерны, как и его достоинства, и до самого конца его жизни никто так окончательно и не понял, был ли он на стороне ангелов или демонов, обманывал ли он обманщиков, заключил ли он соглашение со своим немецким шефом. Он умер в 1997 году от сердечного приступа в возрасте восьмидесяти трех лет. Быть может, он отправился на небо, — ну, или проследовал в противоположном направлении. А может быть, он и до сей поры выписывает зигзаги где-то между.
Чапмен пытался выпустить воспоминания о своих приключениях, но они, как и книга Джона Мастермана, были запрещены МИ-5 к публикации. Он написал чрезвычайно урезанную версию событий, которая появилась сперва во французской L'Etoile, а затем, в 1953 году, и в News of the World. Однако, стоило Чапмену задеть государственные тайны, в игру вступили юристы правительства. Его оштрафовали на 50 фунтов, весь тираж газеты был уничтожен. Вторая попытка публикации была остановлена правительственным письмом, указывающим, что упоминаемые в ней данные не подлежат разглашению по соображениям безопасности. Наконец кем-то переписанная и наполовину выдуманная «История Эдди Чапмена» появилась из печати в 1954 году: в ней описывается время, проведенное Чапменом в Германии, но не упоминается о его работе в МИ-5. «Узнаем ли мы настоящую правду об Эдди Чапмене? — вопрошала какая-то газета. — Если все эти поразительные утверждения истинны, почему он не был арестован и судим как предатель родины?»