Агентство ’ЭКЗОРЦИСТ’: CRYPTIDIS

Портрет буквально заворожил меня, и я невольно огляделся в поисках того, кто мог бы рассказать, чья семья на нём изображена. Однако поблизости не оказалось ни официантов, ни хозяина гостиницы. Поэтому я решил обратиться с вопросом к человеку, в одиночестве сидевшему за соседним столиком. Он был одет в куртку камуфляжной расцветки, штаны с накладными карманами и высокие кожаные ботинки на толстой подошве. На вид ему было лет шестьдесят, и я подумал, что он вполне может знать историю появления здесь старого полотна.

— Прошу прощения, сэр, — сказал я, поворачиваясь к нему. — Не могли бы вы удовлетворить моё любопытство по поводу картины, что висит над камином?

Мужчина вытер длинные усы рукавом и кивнул.

— Это портрет семьи Зальм, немецких князей. Они жили в Доркинге, правда, давненько — ещё в семнадцатом веке, вроде. Сейчас-то никого не осталось. Как дочка их померла, так Зальмы и уехали. Наверное, вернулись в Гегемонию. А вообще, не знаю.

— Вы помните имена этих людей? — спросил я, глядя на лица, потемневшие от времени, не щадившего краски.

— Отца звали Вольдемар, а мать — Астрид. Это они тут и нарисованы, — мой собеседник ткнул пальцем в картину. — А девушка на переднем плане — их дочь Виолетта. Ей было всего шестнадцать, когда она умерла.

— Отчего? — вставила Глория.

Мужчина пожал широкими плечами.

— Неизвестно. Это ведь было давно. Однако существует предположение, будто она зачахла он несчастной любви. У нас это вообще вроде местной легенды. Я её с детства знаю.

— И кто был избранником девушки? — поинтересовалась Глория, пока я вглядывался в тонкие черты рано умершей княжны.

Чем-то холодным и жёстким, властным веяло от них. Совсем не так, казалось бы, должна выглядеть та, чью жизнь сгубила несчастная любовь. Гораздо больше она походила на роковую красотку из тех, что отбивают чужих мужей, а затем бросают их, отдавая предпочтение молодому любовнику.

— Кто был избранником? — ухмыльнулся наш собеседник. — Да её папаша! Поговаривали, что Виолетту отравила собственная мать. Из ревности.

— Ничего себе! — покачала головой Глория. — Вот так нравы тогда были. Хотя и сейчас чего только не случается.

Я перевёл взгляд на рыжеволосую женщину. Да, в ней действительно ощущалась болезненная страстность, возможно, граничащая с нервной болезнью или даже серьёзным психическим недугом. Особенно обращали на себя внимание глаза — в них виднелся маниакальный блеск. Наверное, такие же были у древних вавилонских цариц, не ведавших жалости. Пожалуй, она могла и отравить. Даже родную дочь. Удивительно, как художнику удалось схватить это выражение лица.

— Значит, Зальмы жили в Доркинге. А где именно?

— Их дом стоял в низине. Теперь его, конечно нет. Время безжалостно к прошлому. Не щадит никого и ничего. Имение немецких князей было когда-то одним из самых прекрасных и богатых в этих местах, но теперь от него не осталось ничего — всё рассыпалось в прах.

Наш собеседник грустно вздохнул и приложился к пивной кружке, из которой время от времени потягивал пенный напиток благородного янтарного цвета.

— А почему их портрет висит здесь, в гостинице? — сняла у меня с языка вопрос Глория.

Незнакомец усмехнулся.

— Дело в том, — ответил он, вытирая усы, — что хозяин нашего «Пони» купил эту картину у какого-то старьёвщика, а потом повесил здесь. Он вообще обожает стаскивать сюда всякий хлам — уж не знаю, на кой чёрт.

— Вы хорошо осведомлены, — заметил я.

— Ещё бы. Уже двадцать лет служу в Доркинге егерем!

Было большой удачей встретить свидетеля по делу, которое мы приехали расследовать, особенно учитывая, что он принял нас за обычных туристов и был готов делиться информацией, не беспокоясь, что его самого могут включить в число подозреваемых. Всё складывалось даже лучше, чем я рассчитывал: вместо человека, просто знакомого с местами, где произошло преступление, мы получили возможность поговорить с тем, кто принимал непосредственное участие в событиях. Ведь именно этот человек обнаружил одно из тел.

— Неужели?! — воскликнул я с притворным удивлением. — Вот это да! А скажите, это не вы нашли труп, о котором трубили по телевидению?

Егерь мрачно усмехнулся.

— Он самый, сэр. Николас Броуд, если вам интересно моё имя.

— Кристофер Блаунт, — представил я в ответ. — Глория Глостер.

Егерь кивнул лейтенанту, которая была в штатском, так как не успела переодеться. К счастью.

— Страшно вам было, когда нашли тело? — спросил я. — По телевизору говорили, будто труп изуродовали.

Тут я преувеличил, но лишь для того, чтобы спровоцировать егеря опровергнуть мои слова. Как известно, мало что способно конкурировать в плане развязывания языка с духом противоречия.

— Было ли мне страшно? — задумчиво переспросил Броуд. — Пожалуй, нет. Я всякое повидал на своём веку. Хотя, конечно, приятного в такой находке мало. Бедняжка была пробита насквозь. Врач, который делал вскрытие, мой старый приятель, сказал, что удар рассёк сердце пополам. Можете представить себе такое? Несчастная женщина! Кому могло прийти в голову убить её?

— Вы знали её? — сочувственно спросила Глория. — Видели до того, как нашли тело?