Агентство Пинкертона [Сборник]

— В графстве Теллер, — сказал полковник, — согласно указу губернатора, находящемся в состоянии волнения и бунта, более двух тысяч человек отказались от своих обычных занятий. На все уверения в том, что эти лица пользуются поддержкой стачечного комитета Западной федерации рудокопов, мы отвечаем: стачечный комитет — это факт, который военные власти могут в лучшем случае игнорировать. Игнорируя же этот факт, военные власти вынуждены всех лиц, которые остались без видимых средств к существованию, рассматривать как бродяг, подлежащих высылке за пределы штата. Дежурный, огласите список задержанных на основании применения схемы ареста бродяг генерала Белла!

Дежурный откашлялся и довольно быстро перечислил около восьмидесяти фамилий.

— Некоторые из этих граждан, сэр, подали заявление о том, что они владеют недвижимым имуществом, сэр, в силу чего не могут считаться бродягами.

— Я полагаю, — сказал полковник Чейз, — и вместе со мной вся комиссия полагает, что заявления частных лиц не могут быть приняты во внимание по вопросу, разрешаемому военной властью. Впрочем… высылка будет отменена в случае согласия арестованных немедленно вернуться на работу. Дежурный, комиссия переходит к очередным делам.

— Рудокоп Джон Смит, вы — член местного союза? — Да.

— В таком случае, вы обвиняетесь в заговоре.

— Почему?

— Потому что по принятому определению заговор есть соединение двух и более лиц для достижения какой-либо преступной или незаконной цели; или же для достижения не преступной и не незаконной цели путем применения преступных или незаконных средств. На основании всего вышеизложенного я приговариваю вас к высылке из этого округа. Не возвращайтесь никогда, потому что с вами может случиться несчастье.

— Том Питc, правда ли, что, проходя мимо вновь прибывших рабочих, вы громко назвали их «скэбами»?

— Конечно.

— И добавили, что «нежные души штрейкбрехеров алчут трех трапез в день, места, где можно поспать, и в особенности охраны?»

— Именно так. Кто когда-либо слышал, сэр, чтобы штрейкбрехер работал?

— Вы будете высланы из округа, потому что судебный приказ, выданный по просьбе директора Компании топлива и железа, строжайше запрещает поносить, задевать, оскорблять или высмеивать рабочих или служащих истца[6].

— Джемс Вильсон, находясь под арестом, не говорили ли вы с членом Западной федерации рудокопов?

— Да, говорил.

— Знаете ли вы, что совершили проступок против военного устава?

— Возможно; но человек, с которым я говорил, был мой родной брат Чарльз Вильсон.

— Довольно. Вы сознаетесь. Я приговариваю вас к высылке. При этом я выражаю надежду на то, что никогда в жизни больше вас не увижу.

Полковник Чейз опять встал.

— Внимание! Получен последний судебный приказ, выданный по просьбе директора Компании топлива и железа.

«Федеральный окружной суд округа Крипл-крик — всем, кого, это может касаться.

Мы запрещаем вам посылать письма и телеграммы, произносить и печатать речи, имеющие целью направлять, побуждать, поощрять каких-либо лиц к совершению одних действий, равно как отклонять, удерживать, отговаривать этих лиц от совершения других действии.

Мы требуем и повелеваем, чтобы настоящее “запрещение” стало обязательным для всех, кого это может касаться после вручения его им, после объявления его им, после расклейки его в пределах данного города.

3 августа 1905 г. по Р. X. и 129 года независимости Соединенных штатов».

— Это четко сформулированное постановление, — сказал полковник, — я с особым удовольствием кладу в основу дальнейших действий военной комиссии по высылке.

— Изумительно… изумительно! — бормотал адвокат Ричардсон, потряхивая длинными волосами. Он стоял рядом с Крейном в толпе, перед ним было военно-судебное зрелище, еще невиданное ни одним адвокатом.

В сумерках Крейн один вышел на улицу. Прохожих почти что не было. Кучка штатских двигалась в кольце мундиров, — солдаты вели рабочих в тюрьму. Еще одна кучка штатских двигалась в кольце мундиров, — солдаты провожали штрейкбрехеров с работы.

— Простите…

Крейн столкнулся с женщиной, почти бежавшей навстречу. Она была в легком платье в этот холодный вечер и только плечи и голову кутала в шаль, как будто знакомую Крейну. Женщина раздвинула концы шали.

— Молли, вы?

Молли еще похудела. Крейн разглядел сухие губы и беспокойные глаза.

— Вы?.. — сказала Молли без всякого оттенка удовольствия, — откуда?

— Прямо из Денвера. И вот… — Крейн развел руками.

— Вы знаете все?

— Несчастие с вашим отцом…

— Это совсем не несчастье, — с неприязнью сказала Молли. — Неужели вам нужно объяснять?.. Это большая радость, что он понял…

На слове «радость» Молли сжала рот, будто удерживая рыдание. Они смотрели друг на друга.

— Крейн, я не знаю… но раз я вас встретила… — И вдруг бесповоротно: — Вы пойдете со мной.

— Молли, куда?

— Молчите. Идите за мной. Молчите. Это страшно важно — то, куда мы идем.

Молли задернула концы шали, как занавеску. Крейн невольно сдвинул кепи на переносицу, и это движение напомнило ему ночь, когда в чужих комнатах и коридорах он искал Джима Хорти, именем закона..