Агентство Пинкертона

— Полноте, Дженингс, кому придет в голову обсчитать одного из пятнадцати редакторов «Трибуны Чикаго»? Я был бы доверчивее, старина, если бы имел столько способов отразить существование моим ближним.

* * *

В то самое время, когда разговор Даниэля Сайласа с редактором Дженингсон подходил к концу, Крейн очнулся на чужой неудобной кровати.

Руки и ноги ослабели; голова была крепко пригвождена к подушке.

— Где я? — спросил Крейн в пространство, почти не питая надежды получить ответ, но пространство ответило:

— В доме начальника станции Аврора.

— Почему? — спросил Крейн, входя во вкус этого разговора.

— Потому что четыре часа тому назад вам раскроили голову палкой.

И внезапно над самым своим лицом Крейн увидел опрокинутое вниз лицо мистера Бангса.

— Сэр, я помню смутно, но мне кажется — я исполнил мой долго до конца.

Крейн не мог видеть выражения глаз мистера Бангса, но верхняя губа главноуправляющего злобно приподнялась к носу. Он схватил Крейна за воротник рубашки.

— А, так вы все еще не понимаете, несчастный, вы все еще…

Мистер Бангс дергал и мял воротник. Крейн понимал сейчас меньше, чем когда бы то ни было. Он чувствовал ужас и сильное головокружение.

— Вы испортили дело на полном ходу. Вы… ваше счастье, что вам не удалось довести до конца ваши дурацкие замыслы…

— Сэр, прошу вас… — сказал мистер Джиль, появляясь у плеча мистера Бангса, — смотрите, он весь побелел.

— Мистер Бангс хочет сказать, мой мальчик, — с этими словами Джиль искусно и в то же время почтительно оттеснил мистера Бангса плечом, — что вы напали на ложный след. Вы поставили нашу организацию в тяжелое, я сказал бы, в двусмысленное положение. Правда, испытывая вас, мы сами позволяли вам заблуждаться относительно наших истинных целей, истинных священных обязанностей агента. Бедное дитя, вы были так простодушны… Вы поверили, что эта мощная организация существует ради жалкой кучки профессиональных взломщиков, грабителей или шантажистов!..

— Так значит, — бормотал Крейн, — значит…

— Крейн, молчите. Я мог бы напомнить вам клятву, но я напоминаю только наш разговор. Быть может, настала пора… быть может, в беспощадной борьбе с разрушителями религии, промышленности, семьи вы постараетесь искупить… или, проще говоря, мы постараемся позабыть о вашем поступке… Крейн, не отталкивайте вашу судьбу, потому что только раз в жизни приходит судьба к человеку.

Рядом с мясистым лицом Джиля над Крейном опять наклонилось деревянное лицо мистера Бангса.

— Беспощадное истребление! — прокричал мистер Бангс режущим голосом.

Джиль легко дотронулся до его руки.

— Сэр, оставим это. С вашего разрешения, пациент снова лишился чувств… Осмелюсь заметить, мы, кажется, заставляем мистера Реджа ждать нас четыре минуты лишних. Что касается этого молодого человека, сэр, то я берусь в самом ближайшем будущем довести операцию до конца.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НОМЕР СОРОК ТРИ

«Вы будете обозначены определенным числом и в качестве такового будете известны только нам…»

Из инструкции.

ГЛАВА I. БОЛЬШОЙ БИЛЛЬ

Корреспонденция О'Нейла. — Митинг. — Молли. — Гости старого Гарпера.

Добыча руды и угля в штате Колорадо производилась тремя большими компаниями. Северные угольные копи в графстве Болдер принадлежали «Северной компании угля и кокса»; на юге обширные залежи в графстве Лос-Анимас разрабатывались компанией «Виктор» и «Колорадской компанией топлива и железа», владевшей также плавильными, стальными и литейными заводами в городах Пуэбло и Колорадо.

«Компания топлива и железа» принадлежала Северной тихоокеанской дороге, принадлежавшей, в сущности, Вильф-риду Реджу. Делами компании по выбору Реджа управлял Чарльз О’Нейл. В 1905 году Чарльз О’Нейл достиг сорокапятилетнего возраста, но на вид казался моложе. У него было сухое, ширококостное мускулистое тело; длинное лицо с очень свежей кожей (на левой щеке белый шрам от удара, полученного в юности на поединке); длинные лошадиные зубы.

О’Нейл принимал ежедневно ванну со льдом, скакал на необъезженных лошадях и мог разогнуть подкову, чем гордился. О’Нейл был неутомим в физических упражнениях и в работе, умерен в своих потребностях, лишен прихотей и пристрастий, — всем этим он гордился. О’Нейл никогда в жизни не испытал ни страха, ни жалости, ни раскаяния — и гордился этим. У О’Нейла не было ни друзей, ни семьи, ни даже, в сущности, состояния. Он гордился этим и как наемник стоял у великой машины труда и капитала, наблюдая за правильным ходом.

В Денвере у О’Нейла была небольшая квартира, украшенная набором дорогих гимнастических снарядов. Но директор Компании топлива и железа жил на ходу между Денвером и Крипл-криком, Виктором, Пуэбло и Колорадо.