Однако, как бы этого ни хотелось, организовать еду по всем правилам было невозможно. В кают-компании едва могла разместиться дюжина пассажиров. Договорились, что все устроятся, кто как сможет, и на полуюте[140]
и на палубе, разделившись на группы. Впрочем, такая неустроенность имела и свои прелести. Трапезы под открытым небом походили на веселую воскресную прогулку. А в случае плохой погоды можно укрыться под палубой. Но вероятность дождей резко уменьшится, как только корабль отойдет подальше от Зеленого Мыса.Во время завтрака, где Томпсон участия не принимал, капитан сделал неожиданное предложение.
Попросив уделить ему внимание, он сначала напомнил, что говорил уже в свое время об опасности путешествия на таком судне, как «Санта-Мария». Затем признался, что под влиянием чувства огромной ответственности в какой-то миг дрогнул и решил, что поведет судно не к португальскому и даже не к испанскому берегу, а прямо в Сен-Луи, в Сенегал. Однако сейчас он подумал, что следует пересмотреть маршрут: из-за дующего сейчас восточного ветра до этого пристанища добираться так же долго, как и до Канарских островов или даже как до какого-нибудь европейского порта. Вместо Сен-Луи лучше направиться в Порту-Гранди на остров Сан-Висенти. Капитану достаточно взять курс на двадцать градусов в сторону, и еще до наступления темноты все будут на суше, в безопасности и с гарантией быстро оказаться на борту пассажирского корабля.
Сообщение капитана Пипа произвело тем более сильное впечатление, что до сих пор за ним не замечали привычки много говорить. Решиться на такую длинную речь он мог, только считая опасность реальной.
На трибуну вышел Бейкер как избранный пассажирами администратор.
— Слова ваши серьезны, командир,— сказал он.— Но давайте все уточним. Скажите откровенно, считаете ли вы, что с нашей стороны было безрассудством отправляться в путь?
— Если бы я так думал,— ответил капитан,— я бы сразу об этом сказал. Нет, все правильно и тем не менее… когда столько людей на борту…
— Ну хорошо,— прервал его Бейкер,— а если бы с вами были только моряки, вы бы беспокоились так же?
— Нет, конечно,— заверил капитан.— Но это не одно и то же. Плавать по морям — наше ремесло, и у нас есть свои причины, чтобы…
— У нас тоже есть свои причины,— сказал Бейкер.— Хотя бы средства, которые мы вынуждены были вложить в этот корабль из-за скаредности человека, обязанного за нас заплатить. Есть и другая, более серьезная причина: карантин на острове, откуда мы уплыли. Возможно, о «Санта-Марии» уже известно на других островах архипелага. Я уверен, нам не разрешат высадиться на берег, тем более что у нас нет карантинного свидетельства и на борту двое больных. Если даже, несмотря ни на что, нам и удастся сойти на берег, то, вероятнее всего, чтобы оказаться в тюрьме, на этот раз самой настоящей. Вы можете возразить, что в Португалии и в Испании будет то же. Возможно, но необязательно. И потом, мы уже достигнем цели, и нам будет не так страшно. В этих условиях я голосую за то, чтобы ничего не менять, и, надеюсь, все здесь того же мнения.
Речь Бейкера действительно получила единогласное одобрение, и капитан Пип тоже выразил свое согласие просто жестом. Тем не менее это решение удовлетворяло его лишь наполовину. И если бы кто был рядом с капитаном вечером того же дня, то услышал бы, как он бормочет, обращаясь к верному Артимону:
— Хотите, мистер, знать мое мнение? Так вот! Опасная история, очень опасная!
Впрочем, этот вопрос больше не вставал. К двум часам пополудни ветер переменился и стал дуть с юга. «Санта-Мария» шла под попутным ветром. Идти назад было теперь невозможно. Единственный открытый для нее путь вел на Канарские острова и в Европу.
Таким ходом вечером прошли мимо острова Сол, куда никто не мог смотреть без волнения. Все подзорные трубы повернулись к этой земле, у берегов которой износившийся «Симью» нашел свой конец.
Незадолго до наступления ночи пропал из виду последний из островов Зеленого Мыса. Теперь горизонт разрежут только Канарские острова. Это вопрос нескольких дней, если сохранится тот же ветер, что и сейчас. В общем, первый день прошел благополучно. Жаловаться не на что, и есть надежда, что счастье беглецам не изменит.
Только один пассажир был недоволен, и называть его имя нет необходимости. За завтраком Томпсон добыл себе где-то тарелку и ловко подставил ее при раздаче пищи. Но Бейкер строго следил за порядком, и тарелка осталась пустой. Во второй половине дня Томпсон попытался сговориться с Ростбифом, надеясь, что тот не осмелится отказать своему бывшему хозяину. Но снова натолкнулся на вездесущего Бейкера, не спускавшего со своей жертвы глаз. Дело принимало серьезный оборот.
Ослабев от голода, Томпсон понял, что придется уступить неумолимому мучителю.
— Сударь,— сказал он,— я умираю от голода.
— Очень приятно,— равнодушно ответил Бейкер.
— Прекратите, пожалуйста, ваши шуточки,— взорвался Томпсон. От страданий у него испортился характер,— и потрудитесь сообщить, как долго вы собираетесь издеваться, выбрав меня мишенью?