Агентство «Томпсон и К°»

— Сэр,— торжественно ответил Блокхед,— я никогда не видел голландца. Я счастлив и горд, что мой мальчик видит представителя народа, прославившегося своими сырами.

Пипербум широко открыл глаза, теперь в свою очередь ничего не понимал он, и продолжал настаивать:

— Ik versta u niet, mynheer. Ik vraag u of gu my den tolk van het schip wilt…

— …wyzen[33],— закончил за него Блокхед по-голландски фразу, которую только что услышал и запомнил.

При этом слове лицо Пипербума засияло. Наконец-то! Но Блокхед продолжал уже на родном языке:

— Я чрезвычайно доволен, что мне довелось услышать голландскую речь. Вот они, преимущества длительных путешествий,— добавил он, повернувшись к своей семье, не сводившей с него глаз.

Пипербум снова помрачнел. Нет, этот понимает его не больше, чем другие.

Внезапно он прямо зарычал. Внизу, на палубе, голландец заметил Томпсона. Этого-то уж он знал. Он видел его в агентстве, когда имел глупость приобрести билет. Теперь он добьется своего…

Томпсон мог бы уклониться от встречи с голландцем. Утром он так и сделал, но на этот раз остался поджидать врага. Рано или поздно, объяснение все равно должно состояться. Какая разница, сейчас или позднее.

Пипербум подошел к Томпсону и вежливо произнес все ту же фразу: «Mynheer, kunt u my den tolk van het schip wyzen?» Томпсон сделал знак, что не понимает. Пипербум настойчиво повторил свой вопрос громче. Томпсон твердо стоял на своем.

Пипербум сделал третью попытку объясниться, на этот раз так громко, что пассажиры обратили на него внимание. Даже мистер Флишип на капитанском мостике, казалось, заинтересовался происходящим. Один только Томпсон оставался невозмутимым. Он спокойно повторял рукой жест непонимания.

Тогда выведенный из себя бесполезностью своих усилий, Пипербум потерял всякое чувство меры. Голос его сорвался на крик. Он задыхался от возмущения. Наконец он бросил под ноги Томпсону переведенную ему кем-то смятую программу, как свой последний аргумент. Он купил билет, поверив программе.

В этих обстоятельствах Томпсон сделал то, что он и должен был сделать. Он с достоинством подобрал программу, тщательно разгладил ее руками, сложил и спокойно спрятал в карман. Только после этого соизволил поднять глаза на Пипербума, лицо которого выражало неописуемый гнев.

Томпсона это не испугало.

— Сэр,— сказал он сухо.— Хотя ваш жаргон[34] чудовищен, я понимаю, о чем вы говорите. Вы недовольны программой. Но все равно это не дает вам права обращаться с ней подобным образом. Так, сэр, не поступают джентльмены.

Пипербум не мог ничего возразить. Он весь превратился в уши, изнемогая от нечеловеческих усилий хоть что-нибудь понять. Его тоскливый взгляд свидетельствовал, что он потерял всякую надежду быть услышанным.

Поражение противника воодушевило Томпсона. Он смело сделал два шага вперед; его противник отступил шаг назад.

— Чем не устраивает вас эта программа? — спросил он решительным тоном.— Вы недовольны каютой? Вы жалуетесь на питание? Чего вам не хватает? Ну ответьте же!… Нет, не в этом дело? Тогда почему вы сердитесь? Только потому что не нашли переводчика?

Томпсон произнес последние слова с нескрываемым негодованием. Он был восхитителен. Яростные интонации, энергичные жесты окончательно сокрушили и без того поверженного противника. Несчастный был оглушен, потерян, руки его дрожали.

Пассажиры окружили спорящих, не скрывая своего интереса.

— Разве это моя вина! — воскликнул Томпсон, беря в свидетели само небо.— Да, в программе говорится о переводчике, владеющем всеми языками. Но ведь никто из пассажиров не жалуется, кроме вас!

Он обвел всех взглядом человека, уверенного в своей правоте, и продолжал с торжествующим видом:

— Только вы один. Конечно, сэр, наш переводчик владеет всеми языками, но не голландским же. Это не язык. Это диалект, местное наречие, сэр. Если голландец хочет, чтобы его понимали, пусть остается дома.

Дружный смех сотряс палубу и трюм. В течение двух минут на корабле царило непобедимое веселье, в котором было мало милосердия.

Оставив поверженного противника, Томпсон снова поднялся на верхнюю палубу и теперь прогуливался среди пассажиров совершенно спокойно.

Смех еще не успел стихнуть, когда склянки позвали всех к обеду.

Томпсон сразу вспомнил о Тигге. На время администратор забыл о нем из-за инцидента с Пипербумом. Отвлечь Тигга от мыслей о самоубийстве можно, потворствуя его желаниям. В данном случае следовало предложить ему удобное место за столом.

Увиденное успокоило Томпсона. Осведомленность пассажиров о тайне Тигга уже приносила свои плоды, милосердные души позаботились о несчастном. Тигг шел к столу в сопровождении двух дочерей Блокхеда, между ними и занял место. И сразу же началась борьба за то, кто подвинет скамеечку ему под ноги, кто отрежет хлеба, кто подаст лучшие кусочки мяса. Сестры проявляли поистине христианское усердие, они делали все, чтобы вернуть ему вкус к жизни.