Игорь Сергеевич внимательно слушал меня. (Последний звонок Васьки был настолько нелепым, что, даже дав отбой, я еще какое-то время молча сидела на скамье, не умея собраться с мыслями.) Он сам подтолкнул меня к этому разговору: «Новые проблемы?»
Я начала со странного звонка Обнорского, перешла на «тронутую» Нину Дмитриевну, заразившуюся от нее дочь, не забыла даже про чокнутого бармена с его кофейной чашкой…
— Я так и понял, что не все здесь так просто… — задумчиво сказал Парубок. — Поверьте Света, так не бывает: чтобы в одночасье все ваше окружение вдруг… сошло с ума. Я — материалист и в мистику с чертовщиной не верю. Скорее, кому-то очень хочется выбить вас из седла: доказать, что сумасшедшая — вы.
— Но — кому?
— Это нам и предстоит выяснить… А пока рекомендую вам все-таки встретиться с кем-нибудь из участников той презентации.
— …Игорь Сергеевич, а почему вы мне верите? — запоздало спросила я.
— Не знаю. Опыт. Интуиция. Или просто не верю в то, что красивые женщины так глупы: сначала пригрозить воровством, а потом это воровство и совершить. Как-то это очень примитивно.
Он помолчал, затушил сигарету.
— А потом… Знаете, Света, у нас с вами, оказывается, есть общие знакомые. С некоторых пор я тоже подстригаюсь у вашего мастера — у Евгения.
Поскольку с Музой я уже наобщалась вдоволь, то сразу направилась к знакомому фотокору Тофику Абдуллаеву, чьими фотографиями были украшены криминальные заметки утренних газет.
Тот даже не чувствовал за собой никакой вины.
— Светик — это же мой хлеб. Я отщелкал две пленки, сдал их в наше агентство, а уж купят снимки или нет — дело не мое. Я даже не знаю, вышли ли мои снимки сегодня в газетах.
Я положила перед ним две газетные вырезки.
— Да, моя работа. Особенно горжусь, что успел нажать на камеру, когда к тебе губер подошел. Смотри, как ты улыбаешься хорошо.
Тофик, как выяснилось, до этого ничего не знал о моих проблемах, а выслушав меня, лишь развел руками: извиняйте, мол…
— А негативы у тебя сохранились?
— Зачем тебе?
— Хочу посмотреть, кто на замытом фоне.
— Это я тебе и без негативов покажу, — и Абдуллаев «открыл» фото на компьютере.
Снимки сразу видоизменились. Теперь уже на них кроме нас с губернатором появились другие гости: вот художник-редактор с рюмкой водки в руке, вот — с заискивающей улыбкой — хозяйка Муза… А это кто? На обоих снимках на заднем плане стояла молодая девушка, зачарованно смотрящая прямо в объектив. Лицо ее показалось мне отдаленно знакомым, но — убейте меня! — я не могла вспомнить, кто это.
— А ты укрупнить можешь? — спросила я Тофика.
— Нет проблем. — И он начал виртуозно работать «мышкой». Однако при увеличении задний план расползался, и черты лица той девушки только расплывались. Ничего не получалось.
— Кого хоть идентифицируем? — наконец спросил Тофик.
— Не знаю, — расстроенно ответила я.
— Ну ты даешь, — обиженно сказал Тофик, — целый час ищем того, кого сами не знаем.
Однако мой коллега, видно, вошел в раж охотника и продолжал щелкать другими кадрами пленки.
Так мы проработали еще около часа, пока на одном из кадров не нашли то, что искали. На этом фото я тоже была, но как раз размытой, покидающей зал. Зато девушка, хоть и вполоборота, была видна достаточно четко. Мне хватило одного беглого взгляда… Батюшки!
— Аня! Соболина!
— Которая? — Тофик заглянул мне через плечо.
— Да вот же — Анька! — я ткнула пальцем в экран. — Но откуда она взялась на выставке? Я ее там не видела…
— Она там была всего минут десять, — как-то вдруг смутился Абдуллаев. — А ты так была увлечена собой в палантине…
— А ты знаешь нашу Анюту?
— Это не ваша Анюта, — снова смутился Тофик. — Это моя подружка. Оля. Она попросилась со мной на выставку. Девочка из провинции, ни разу не была на светском рауте.
— А чего так смущаешься, если подруга?
— Да понимаешь… Она еще маленькая. Ей только семнадцать в октябре исполнится. Ну так получилось, она живет у меня…
— Ну ты даешь.
— Да у нас, Света, все серьезно. Я жениться собираюсь. Вот тысячу долларов соберем и выйдем из подполья.
— А зачем вам эта тысяча?
— Тут, понимаешь, такая история вышла. Она приехала учиться в Питер, а у нее сумочку у рынка срезали. А эту тысячу у нее родители чуть ли не пять лет собирали… Я когда ее встретил, она аж сознание от слез теряла. Я ее подвести хотел, а ей и ехать-то некуда: в Питере только подруга матери, а Оля сказала, что, скорее, умрет, чем сознается в пропаже денег…
Смутные сомнения стали закрадываться в мою душу.
— А твоя Оля случайно не из Самары? Не Рожнова?
— Рожнова, — обалдел Тофик.
— А ты, стало быть, тот кавказец с рынка? Частный извозчик?
— Что ты обзываешься? — обиделся Тофик. — Знаешь, как у нас мало платят? Вот и приходится подрабатывать…
— Абдуллаев, да тебя убить мало!.. Из-за этой вашей тысячи долларов две женщины скоро в ящик сыграют. Дурак неумный! Соображать же надо!..
Мы еще минут десять переругивались, и Тофик пообещал мне, что лично, на правах жениха, позвонит Юлии Николаевне и Алле и во всем повинится за двоих.