Агентство «Золотая пуля-3». Дело о вдове нефтяного магната

— Вот и отлично. Значит, до связи… Только, я прошу вас, Виктор Михайлович, ради Бога, никакой самодеятельности. Не берите пример с литературных героев вашего патрона Обнорского. Его «Криминальный Петербург» вещь в большей степени виртуальная, а мы с вами сейчас находимся в Москве. Причем реальной, а реальность, смею вас уверить, много сложнее и страшнее… Все. Прошу извинить, но через десять минут у меня деловая встреча с англичанами. Кстати, есть возможность привезти к вам в Питер на трехсотлетие Элтона Джона. Правда, боюсь, менеджеры заломят уж слишком нереальную цену. Вам нравится Элтон Джон?

— Да так себе, ничего.

— А мне, признаться, нет. Я, знаете ли, терпеть не могу педиков…

С этими словами Рустам Викторович, сопровождаемый молчаливыми охранниками, удалился в сторону своей буйволообразной «мицубиси», которая в течение всего нашего разговора двигалась параллельным с нами курсом. Провожая его взглядом, я в очередной раз поймал себя на мысли, что невольно завидую железной хватке этого уверенного в себе человека, которого не могут согнуть никакие, даже самые экстремальные ситуации. Н-да, «гвозди бы делать из этих людей», припомнился вдруг классик.

«А лучше забить в них по паре гвоздей», — а это уже из личных мироощущений…

* * *

Из состояния глубокой задумчивости меня вывела сотовая трель. Рустам? Ну наконец-то. Я нажал кнопку ответа, но оказалось, что это звонил Дробашенко.

— Здорово, Шах! Ну как ты там, оклемался?

— Да вроде бы. С утра хреновато было, но сейчас уже нормально — отпустило.

— Я потому специально и не стал тебе рано звонить. Пускай, думаю, братан отоспится, а то небось башка-то после вчерашнего потрескивает.

— Ты очень заботлив, вождь апачей. Да, слушай, а как ты узнал мой номер?

Дробашенко довольно загоготал:

— Ну, Шах, ты, бля, даешь! Надо ж было так нажраться! Ты что, не помнишь, как сам же мне его вчера задиктовывал. Настойчиво так — в течение всего вечера раза эдак три. И это как минимум…

Черт, с этим надо что-то делать. Слишком часто в последнее время после попойки у меня случаются провалы в памяти. Может, это последствие моей черепно-мозговой? Хотя все равно странно: дело в том, что эту казенную трубку я заимел буквально неделю назад. И, признаться, до сих пор не запомнил свой номер — длинная 11-цифровая комбинация совершенно не держалась в памяти. Поэтому всякий раз, когда возникала необходимость обменяться телефонами, мне приходилось лезть за шпаргалкой в бумажник. Неужели вчера я трижды проделывал подобную комбинацию? Чудны дела ваши, пьющие люди!

Между тем Стас продолжал:

— Шах, у тебя какие планы на сегодня? Ты где сейчас находишься?

— Да так, в центре, прогуливаюсь, — уклончиво ответил я, — пивком отпаиваюсь.

— Сегодня-то как, продолжим? А хочешь, я могу девчонок организовать? Прямо там, на Сретенке, в квартире и погудим?

— Да неплохо было бы. Но я пока не знаю, как у меня со временем получится. В редакции задание подкинули, надо с одним человечком пересечься. А там — как пойдет.

— Да пошли на хер свою редакцию! В Москве оттягиваться нужно, а не работать… Ну ладно. Раз ты такой деловой, то я тебе позднее перезвоню. Вечерком. Заметано?

— Заметано…

Я отключил трубу и подумал, что для сегодняшней подстраховки такой человек, как Стас, в принципе мне подошел бы идеально. Кстати, вчера вечером у меня был вариант поспрошать у него о Мамедове, однако в последний момент я все-таки решил, что посвящать Дробашенко во всю эту историю не стоит. Кто знает, какие такие тараканы сейчас водятся в его башке? Да и вряд ли он стал бы рисковать своей шкурой задарма — все ж таки близкими друзьями мы с ним никогда не были.

В этот момент дверь кабинета снова открылась, и Абрам Моисеевич торжественно поманил меня: «Виктор Михайлович, прошу».

* * *

Открывшийся перед моими глазами пейзаж завораживал. Точнее, одна его, самая главная часть: на столе лежал новенький кожаный «дипломат» с откинутой крышкой, внутренность которого была под завязку набита пухлыми пачками зеленых банкнот. На мгновение мне показалось, что от них даже исходит некое свечение, однако, пообвыкнув, я вынужден был констатировать, что это всего лишь оптический обман зрения. Михельсон заметил мое смятение и не без удовольствия крякнул:

— Впечатляет, Виктор Михайлович, не правда ли?

— Да уж, — это было все, что мог я выдавить из себя в данный момент. Однако для развития темы Абраму Моисеевичу было довольно и этого.

— Не правда ли, странно, что простая бумага может обладать столь притягивающим свойством. Согласитесь, положи я рядом небольшую горстку искрящихся самоцветов, все равно они бы не произвели подобного эффекта?… Впрочем, пятьсот тысяч не столь уж серьезная сумма. Безусловно, на эти деньги можно прикупить парочку свечных заводиков в Самаре, однако серьезный деловой человек с этой суммой не слишком бы развернулся… Однако мы заболтались, а дело есть дело. Пересчитайте, пожалуйста.

Я окончательно пришел в себя и сотворил некий изящный жест: мол, что там, свои люди — сочтемся. Однако Михельсон моего благородства не оценил.