Он попросил совсем не то, что я рассчитывал, но и такая просьба тоже многого стоила. Я молил Всевышнего, чтобы в эти минуты не отказал микрофон, не сломался магнитофон или не порвалась лента. А еще я благодарил судьбу, что «Ринго» забыл оговорить это условие до того, как согласился поучаствовать в наших мероприятиях. Принятие такого условия (а на этом он имел все основания настаивать) связало бы нам руки и ограничило свободу действий в таком непростом деле, как ликвидация антиправительственного подполья. Теперь ему ничего не оставалось, как только просить об этом!
Как все же устроен человек! Совершит предательство, а потом умоляет о снисхождении к преданным людям! И не столько милосердия ради, сколько чтобы не отягощать свою совесть, переложить на других хоть часть своего греха и затем спать спокойно!
Но отель «Мирамар» — не церковь! И мы с «Ринго» были не на исповеди! Да у меня и не было полномочий, чтобы отпустить его грех, даровав жизнь заговорщикам. Напротив, мне было нужно повязать его кровью, задокументировать его грех, чтобы была возможность в нужную минуту ему о нем напомнить, предъявить счет и заставить совершать новые грехи во славу представляемой мной разведки!
И я решил сразу отбить у него всякую охоту со мной торговаться.
— Мне очень жаль, но ваша просьба невыполнима. Единственное, что я твердо обещаю — мы не приступим к ликвидации вашей сети до тех пор, пока не будем абсолютно уверены, что на вас не падет ни малейших подозрений за ее провал. А судьбу заговорщиков будет решать трибунал, и каждому придется отвечать в зависимости от содеянного. На них слишком много крови, чтобы можно было гарантировать кому-либо из них жизнь!
Я произнес жесткие, но честные слова! «Ринго» и сам был одним из тех, кто содействовал расширению гражданской войны и нес за это прямую ответственность. В его положении просить о каком-то снисхождении, а тем более рассчитывать на какие-то уступки было по меньшей мере наивно.
Дав «Ринго» возможность полностью осмыслить услышанное, я приступил ко второй части беседы.
— В прошлый раз вы сказали, что подумываете о том, чтобы уйти из ЦРУ, — напомнил я. — Могу я узнать, почему?
«Ринго» помолчал, словно раздумывая, с какой степенью откровенности он может ответить, а потом сказал:
— Я попал в полосу ужасного невезения, из которой мне уже не выбраться. Моя карьера окончательно испорчена. Поэтому уход — самое разумное, что можно сделать в моем положении.
Мне было понятно, что он имеет в виду. Но чтобы наша беседа приобрела весомость юридического документа, нужны были не общие фразы, а конкретные детали, особенно, если в них содержится информация, имеющая отношение к Центральному разведывательному управлению.
— Что вы подразумеваете под невезением? Ваши неприятности в Заире? Или конфликт с Литманом?
Я специально задал эти наводящие вопросы, чтобы «Ринго» понял, насколько хорошо мы осведомлены о его прошлом и настоящем, а заодно втянуть его в разговор о будущем.
Но он явно не собирался откровенничать со мной о своих проблемах и ограничился одной короткой репликой:
— Все началось гораздо раньше, еще во Вьетнаме.
— Вас незаслуженно обидели или обошли при награждении? — продолжал я донимать его вопросами.
— О, я давно привык к тому, что в нашей профессии нижних в лучшем случае благодарят, а награждают высших! — грустно улыбнулся «Ринго». — Все было намного хуже. Мало того, что мои заслуги присвоили себе негодяи, которые отсиживались в Сайгоне! На меня еще свалили ответственность за некоторые наши неудачи. Вот тогда у меня и начались первые неприятности.
Наконец-то мне удалось вытянуть из него некоторые подробности! Чувствуя, что лед тронулся (где он в Африке, этот лед?), я задал ему следующий вопрос:
— Но почему вам обязательно надо уходить?
— А что мне остается делать? — как о чем-то давно решенном, сказал «Ринго». — Теперь, после контакта с вами, моя дальнейшая работа в ЦРУ вообще потеряла всякий смысл!
— Вы так считаете? — усмехнулся я. — А мне думается, напротив. Теперь у вас появились новые возможности.
«Ринго» не уловил ход моих мыслей и недоуменно спросил:
— Новые возможности для чего?
— Разве у вас никогда не возникало желание отомстить вашим обидчикам? — с мефистофельскими нотками в голосе спросил я. — Оставаясь в ЦРУ, вы могли бы с нашей помощью крупно им насолить и расквитаться за испорченную карьеру.
— И сесть на электрический стул?
Этот вопрос не был лишен смысла и слышать его мне приходилось не только от «Ринго». И отвечать на него тоже приходилось.
— Не надо преувеличивать опасность, Майкл. Сейчас за это не сажают на электрический стул. И потом — вы же всегда любили и умели рисковать. Тем более что риск будет хорошо оплачен, и это даст вам возможность существенно улучшить ваше финансовое положение.
— А зачем мне его улучшать? — с обидой в голосе спросил «Ринго», словно я публично объявил о его неплатежеспособности. — Мне и так вполне хватает на жизнь!