Агенты Берии в руководстве гестапо

Но в руководстве Веймарской республике об опасности, исходящей от новых нацистских структур, пока даже и не задумывались. Воспринимали как нечто несерьезное, «детские игры». Куда большее значение здесь придавали борьбе между «западниками» и «русофилами». Причем немецкие «демократы» грешили теми же привычками, что российские «правозащитники» образца 1990-х — норовя настучать Западу на соотечественников, виновных, по их мнению, в тех или иных нарушениях. В 1926 г. Штреземан инициировал кампанию скандальных разоблачений в парламенте, высветив контакты рейхсвера с Москвой, в частности упоминавшуюся поставку из СССР 400 тыс. снарядов. И в результате международного скандала о «нарушении санкций Версаля» вынужден был уйти в отставку фон Сект.

На основании данных разведки Уншлихт докладывал Сталину, что Германия пытается использовать проявленные к ней послабления и через своих представителей ведет переговоры в Англии и Франции, надеясь добиться разрешения на создание собственной военно-технической базы вместо обходных маневров с СССР. Такие переговоры вел крупный промышленник Рехберг, являвшийся политическим советником генерала Гофмана. Предлагался вариант возрождения германской армии для совместной с Антантой борьбы против коммунизма. Гофман вообще считал необходимой оккупацию России «по крайней мере» до Урала. На базе этих предложений Рехберг контактировал с главой французской контрольной комиссии генералом Ноллером, британским генералом Малькольмом, президентом Франции Пуанкаре и маршалом Фошем.

И опять очень быстро пришло отрезвление. Фош в принципе не возражал против увеличения германской армии до 60 % от французской. Но… при условии, чтобы в штаб каждого соединения и объединения от дивизии и выше включался французский советник. Аналогично и флот можно было бы наращивать — но с условием, чтобы он находился «под взаимным контролем Англии и Франции». То есть Антанта была не против попросту подмять под себя германские вооруженные силы. Чтобы использовать их в качестве собственных «вспомогательных» войск — как в Первую мировую использовала сербов, марокканцев, индусов, вьетнамцев, мальгашей, загребая жар чужими руками. Рейхсверу, конечно, такое совсем не подходило. В «дружбе» с Западом разочаровался Людендорф, снова примкнув к нацистам. А Гофман вскоре умер.

Начали задумываться и деловые круги. У них тоже нашлись весомые причины для недовольства политикой Запада. В 1926 году был заключен «союз» между немецкой и французской калийной промышленностью, потом представители немецкой, французской, бельгийской и люксембургской тяжелой промышленности образовали «Международное общество сырьевых материалов». Но вскоре стало ясно, что и здесь «партнеры» отводят германским фирмам второстепенное место. Что же касается англо-американских кредитов по «плану Дауэса» и сменившему его «плану Юнга», то отчетливо обрисовалось, что они вовсе не являются панацеей от всех бед. И сами по себе закабаляют страну не хуже репараций, а попутно ставят национальную экономику и финансы в зависимость от США и Великобритании. Американская компания «Дженерал электрик» принялась заглатывать германскую электротехническую промышленность, до войны занимавшую первое место в мире. Британская «Шелл» оккупировала рынок горюче-смазочных материалов. Фирма «Истменкодак» урвала 50 % акций заводов по производству фотопленки «Один-верке», «Интернэшнл телефон энд телеграф корпорейшн» полезла в дела компаний радиопромышленности и производства средств связи…

Наложился и важный внешнеполитический фактор. В раздираемой внутренними смутами соседней Польше в августе 1926 г. произошел переворот — к власти пришел маршал Пилсудский и установил жесткий режим «санации», то есть «оздоровления» государства, в результате чего Польша быстро стала оживать, превращаясь в довольно сильную и милитаризованную страну. И задиристую, строящую внутреннюю и внешнюю политику на принципах откровенного национального шовинизма. Причем во всех спорных международных вопросах поляки неизменно получали поддержку Франции, делавшей на них ставку. А отношение западных держав к Германии по сути оставалось таким же, как при подписании Версальского мира. Высокомерным, грубым и заведомо предвзятым.

И усиление Польши превращалось в новое демонстративное орудие диктата и запугивания немцев. А Германия была настолько ослаблена в военном отношении, что даже полякам противостоять не смогла бы. Теоретически создавалась угроза, что если державы Антанты сочтут целесообразным, они Германию попросту разделят. Кстати, в тогдашней ситуации «однополярного мира», угроза была реальной — не постеснялись же позже правительства Англии и Франции разделить Чехословакию.