Агенты Берии в руководстве гестапо

РСХА в это время максимально разрослось, в прежнем комплексе зданий на Принц-Альбрехтштрассе давно уже не вмещалось. Учреждения Главного управления имперской безопасности расползлись по Берлину, занимая 38 домов. И чтобы не исчезло «чувство локтя», Гиммлер ввел новый обычай. Руководители всех служб должны были обедать вместе в доме № 116 по Курфюрстенштрассе – там находилось ведомство Эйхмана. Обычай был, конечно, нудным и глупым, тем более что Гиммлер требовал соблюдения правил этикета. Приезжать на обеды следовало не в сапогах, а только в штиблетах, в белых рубашках. Словом, приходилось ломать график рабочего дня, переодеваться. А за нарушения этикета нагорало – в первую очередь «мужикам», вроде Мюллера. Зато в отсутствие Гиммлера председательствовал на обедах Кальтенбруннер. И тут-то уж шеф гестапо отыгрывался: они вдвоем начинали изводить разными придирками Шелленберга.

Гестапо в начале 1943 г. добилось очередных крупных успехов. Советская разведка попыталась воссоздать новую сеть в Германии. Тут еще оставалось несколько «законсервированных» агентов, с которыми не было связи. В феврале в окрестностях Фрайбурга были выброшены парашютисты Генрих Кенен («Франц») и Эльза Ноффке («Инге»). «Франц» должен был поехать на север Германии, на явку к Кларе Шаббель, а «Инге» были даны явки во Фрайбурге к Генриху и Элен Мюллер и в Мюнхене – к Агнессе Циммерман («Микки»).

Однако Клара Шаббель уже была арестована, и прибывший к ней «Франц» попался. А «Инге» при прыжке потеряла чемодан с рацией. Через супругов Мюллер и «Микки», имевших контакты со швейцарской организацией Радо, она сумела доложить о случившемся в Москву. И «Францу», уже работавшему под контролем, Центр направил приказ доставить к «Инге» запасную рацию. Взяли всех. Кроме того, от имени супругов Мюллер гестапо послало вызов в Базель их родственнице Анне – дескать, Элен больна. Заманило в Германию и арестовало. А Анна была связной в организации Радо. Этот успех наглядно продемонстрировал Кальтенбруннеру и Гиммлеру пользу радиоигр, позиции Мюллера упрочились. А вскоре во Франции удалось разгромить и арестовать группу «Мориса» – от которого тоже вели нити к Радо.

Новые акции против Радо предпринимал и Шелленберг – совместно с абвером. В приграничные со Швейцарией районы было переброшено несколько пеленгаторных установок, которые засекли места расположения трех передатчиков, два в Женеве и один в Лозанне. Шелленберг провел еще несколько «дружеских» встреч с начальником контразведки Швейцарии полковником Массоном и главнокомандующим швейцарской армией Гизаном. Предлагал «систему обмена разведсведениями», получил отказ. О передатчиках пока молчал, СД больше интересовало другое. Читая радиограммы, немцы обнаружили утечку сверхсекретной информации по каналам Ресслера. Поэтому хотели узнать, кто же такие «Вертер», «Ольга», «Тедди» и другие.

Шелленберг предполагал, что они связаны с «генеральской опозицией», и попытался спровоцировать швейцарцев. Указал, что германским спецслужбам уже известно о «генеральском заговоре», что его участники вскоре будут арестованы. Но тогда и тем, кто с ними связан, то бишь Швейцарии, может не поздоровиться. А он, Шелленберг, хочет оказать услугу нейтралам и спасти участников заговора. И если Массон назовет информаторов, поможет им. Конечно, на столь дешевую удочку начальник швейцарской контрразведки не попался. Миссия окончилась впустую.

А игры зондеркоманды «Роте капелле» продолжались своим чередом. От Центра поступали запросы к своим «разведчикам» на ту или иную информацию военного характера. Чтобы ответить на них и создать видимость работы разведсети, зондеркоманда направляла соответствующие требования командованию Западного фронта и службе абвера. Они еще в начале «функшпиля» получили указание Кейтеля (по просьбе Гиммлера и Канариса) удовлетворять подобные требования. И в результате в Москву пошли точные сведения о номерах полков и дивизий, вооружении и командном составе частей, воинских перевозках. Для «завоевания доверия противника».

И советский Центр всячески поддерживал видимость, будто идет у немцев на поводу. Скажем, Ефремову, уже больше четырех месяцев пребывавшему в застенке, 4 февраля 1943 г. была направлена радиограмма: «Вашу июньскую информацию о положении «Германа» ( арестованного еще раньше ) считаю несерьезной, а потому вредной». Такое послание явно рассчитывалось на то, чтобы дополнительно успокоить нацистов. Пусть еще информацию дают.