Агенты Берии в руководстве гестапо

Кроме них для подготовки и руководства восстанием были откомандированы в Германию Ларин, Берзин, Тухачевский, Крылов (Соболевский), Ягода (Иегуди), направлялись выпускники и слушатели спецфакультета академии РККА для закладки баз с оружием и формирования красногвардейских отрядов. Было мобилизовано для переброски за границу около 20 тысяч коммунистов, владеющих немецким языком. А Троцкий возглавил подготовку к внешнему вторжению. Для грядущей революции было решено также выделить зерно, продовольствие, и подтянуть эти запасы к границе. Деньги выделялись практически без счета. И расходовались тоже без счета – секретарша берлинского резидента Рейха при последующем разбирательстве давала показания, что чемоданы, сумки и коробки с деньгами валялись у них повсюду, мешали проходу, загромождали столы и стулья, путались под ногами.

В сентябре состоялось еще одно заседание Политбюро, на котором была определена дата восстания – 9 ноября, в пятую годовщину германской революции. Сценарий предполагался такой: 7 ноября, в годовщину российской революции, предписывалось организовать манифестации. При их проведении «красные сотни» Уншлихта должны были спровоцировать беспорядки и вызвать полицию на столкновения, чтобы пролилась кровь. Ну а потом следовало раздуть «народное возмущение» по этому поводу и нанести главный удар.

Красные части, в основном – кавалерийские, начали выдвижение к западным границам. Советский эмиссар Копп вел в Варшаве тайные переговоры о пропуске войск через польскую территорию. За это Польше обещали отдать Восточную Пруссию, а также обеспечить беспошлинный транзит ее товаров через Советскую Россию. Так что за 16 лет до того, как Риббентроп и Молотов поделили Польшу, полякам тоже предлагали поделить Германию. При этом в коммунистическом руководстве строились умозаключения, что Восточная Пруссия – юнкерская и крестьянская область, в период революции здесь может образоваться мощный центр сопротивления, так же как в России – на Дону. Вот пусть поляки и возятся с немецкими «беляками». А очутившись между Советской Россией и советской Германией, сама Польша от большевиков никуда уже не денется.

Впрочем, варшавским политикам, участвующим в переговорах, предлагаемые условия казались очень заманчивыми. К территориальным приобретениям они вообще были неравнодушны, а тут, шутка ли – вон какую огромную область можно прибрать к рукам! И все же, несмотря на соблазн, завершить тайные переговоры не удавалось. Мешало одно маленькое «но» – поляки не доверяли большевикам… И имели для этого все основания. Потому что массированную подготовку к «мировой революции» разные советские ведомства вели кто во что горазд, и «правая рука не знала, что делает левая». Если по линии Наркоминдела шли переговоры с Варшавой, то Разведуправление РККА в это же время активизировало своих «партизан» в Польше. А руководство ГПУ решило, что раз в Германии намечается переворот, то и Польша должна «подтянуться» к революционной ситуации. А развернулось это «подтягивание» с помощью терроризма.

Взрывы бомб загремели то в помещении правой партии, то левой, чтобы внести дезорганизацию и дать свободу домыслам и взаимным обвинениям. Осуществляла теракты боевая организация под руководством польских офицеровкоммунистов Багинского и Вечоркевича, действовавших под контролем чекистов Логановского и Уншлихта. Несколько раз организовывались покушения на Пилсудского. Мощный взрыв готовился при открытии памятника Понятовскому, на котором должны были присутствовать правительство и иностранные делегации, в том числе французский маршал Фош. Но произошла утечка информации, и теракт пришлось отменить.

Несогласованность действий в Польше была не единственной накладкой. В сентябре наконец-то поступила команда на революцию в Болгарии – хотя это направление становилось теперь второстепенным. Но время здесь было упущено. Пока возились с белогвардейцами, правые силы сумели сорганизоваться и устроили свой переворот, свергли соглашательское правительство Земледельческого союза. Причем коммунисты получили приказ ни в коем случае не поддерживать социал-демократов, а сохранять боевой потенциал для собственного восстания. Когда же они сами выступили, то власть была уже посильнее, чем при Стамболийском, и революционеров разгромили без особого труда.