Агенты Берии в руководстве гестапо

Делались попытки сближения и на партийном уровне. В конце мая почва для этого зондировалась через полпреда в Берлине Александровского – в качестве одного из вариантов предлагалось организовать рабочий визит в Москву Геринга. Среди руководителей НСДАП, как и среди генералитета, также существовало сильное просоветское крыло. Целый ряд гауляйтеров считали союз между двумя странами единственно возможным политическим решением, которое позволило бы Германии возродить свою мощь и избежать опасности со стороны Запада. А уж объединение сил против Польши считалось само собой разумеющимся. Гауляйтер Данцига Раушнинг установил хорошие личные отношения с советским полпредом Калиной, напрямую обращаясь к нему за помощью, когда поляки пытались ущемить немецкие интересы в данном регионе. И советская сторона всегда шла навстречу, оказывая на Варшаву требуемое давление. Гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох (будущий палач Украины) шел еще дальше – он разработал грандиозный план создания «транснационального трудового государства» путем полного объединения Германии и СССР. Карты такой союзной державы с детальными расчетами всех выгод и проектами внутреннего устройства демонстрировались в его кабинете, представлялись наверх, пропагандировались в партийном окружении. И его план находил очень много сторонников, особенно среди молодых военных и инженерно-технических работников – уж больно все казалось логичным и выигрышным.

В июне 1933 г. германский генштаб провел военно-штабную игру. По ее исходным данным предполагалось, что между Берлином и Москвой заключен тайный союз. СССР начинает войну против Польши. Франция, не знающая о существовании союза, вмешивается на стороне поляков. Но в этот момент Германия занимает позицию вооруженного нейтралитета и неожиданно для Запада объявляет всеобщую мобилизацию (заодно перечеркивая тем самым Версальский договор). В результате Франция и ее союзница Чехословакия оказываются в замешательстве, в связи с новой внезапной угрозой не могут оказать Польше реальную помощь, и она подвергается быстрому разгрому со стороны Красной Армии, а ее разбитые войска вынуждены отступать в Восточную Пруссию, где их интернируют.

А 8 июля на приеме в советском полпредстве военный министр генерал фон Бломберг говорил: «Несмотря на все события последних месяцев, рейхсвер по-прежнему, так же, как и германское правительство, стоит за политическое и военное сотрудничество с СССР». Причем текст его речи был предварительно согласован с Гитлером…

И только к осени советско-германский альянс распался. Способствовали этому несколько факторов. В Москве Гитлера недооценили. Сочли, что его правительство будет таким же кратковременным, как кабинеты Папена или Шлейхера. Аналогичного мнения в то время придерживались многие, в том числе французские и английские эксперты, а писатель Томас Манн известие о приходе к власти нацистов встретил с широкой улыбкой: «Тем лучше, они не продержатся и восьми месяцев». Советская сторона считала, что нацистское правление лишь будет способствовать дальнейшей раскачке Германии – и откроет путь коммунистам. Американский посол в Берлине Додд докладывал в МИД США: «Россия со своей стороны согласна подождать до быстрого падения Гитлера и видит в германском коммунистическом движении преемника его власти».

Подобные прогнозы имели под собой основания. Положение в стране оставалось очень нестабильным. Хотя КПГ была разгромлена, но роль «революционной партии» с успехом перехватило… левое крыло самой НСДАП. Прокоммунистические тенденции в партии были очень сильны. Например, президент Верхней Силезии Брюкнер обрушивался на капиталистов вполне по-ленински, утверждая, что сама жизнь их «есть непрерывная провокация». Один из лидеров нацистской Рабочей федерации Келер проповедовал: «Капитализм присвоил себе исключительное право давать трудящимся работу на условиях, которые сам же и устанавливает. Такое преобладание аморально, его нужно сломать». Председатель нацистской фракции ландтага Пруссии Кубе (будущий палач Белоруссии) требовал экспроприации земли: «Национал-социалистское правительство должно заставить крупных помещиков разделить свои земли и передать большую часть их в распоряжение крестьян». А особенно радикально была настроена огромная армия штурмовиков, насчитывавшая 4,5 миллиона человек. Уж они-то, войдя во вкус буйства, останавливать «революцию» никак не желали, охотно подхватывали все экстремистские лозунги. На чем играл Рем. Самого его коммунистические теории мало интересовали, но он (не без основания) полагал, что его обошли при дележке руководящих постов, рвался к власти и охотно поддерживал оппозицию, приняв на себя роль ее лидера.