Агенты Синлара

Я никогда не была некрофилом, имперские радости мне чужды. Величие смерти (порождаемое страхом перед нею) меня не впечатляет. Так что внешне напоминая местного жреца (как и Нат со Стивеном), в душе своей я усердно блокировала настоящую свою рекцию на все увиденное. На цепочку ям, размерами со стадион, доверху заполненную костями (и засушенными частями разрубленных тел). На мозаику из черепов и гобелены, сплетенные из волос. На украшения из содранной кожи и вырванных ногтей. И повсеместно, помимо символов смерти, — каменные, деревянные, металлические изображения склеротов, усыпанные драгоценностями. Лерни рассчитал (и не ошибся), что самый доступный путь в интересующее нас помещение идет через хозяйственные постройки с заднего двора. Миновав все культовые сооружения, мы спустились в погреба, где через несколько залов попали в боковой отвилок коридора, а через него — в обширные галереи надписей. Эта часть здания представляла собой архив на стенах, визуальное свидетельство кровавой истории Гшамм на фресках, барельефах и в письменах. Как и везде в этом святилище, здесь действовала система табу, включающая кодекс молчания. Нам это было необычайно удобно. Только изредка нужно было подавать специальные знаки складывать руки в символических жестах, что служило пропуском и действовало безотказно. Все мы владели приемами мимикрии, позволяющими имитировать внешность гуманоидов других, нечеловеческих рас. Мне (как и другим) приходилось делать это так часто, что вошло в привычку, и наличие, например, сейчас у меня четырех, а не пяти пальцев, ощущалось вполне естественно.

Здесь было безлюдно, помещения казались давно необитаемыми, хотя чистыми и благоустроенными. Было совершенно темно, никакого освещения, и мы включили гравивизоры, заменяющие электромагнитное зрение наших глаз. Тяжелая, некротическая аура только усилилась, скоро стало понятно почему каждый боковой коридор уходил в подземное кладбище с каменными склепами. Усилилось и ощущение Склерота, но сенсоры ни у меня, ни у Стивена не показывали присутствия инсектных форм жизни.

Вход был перекрыт циклопической каменной дверью, но не охранялся. Мы долго разглядывали свои датчики и прислушивались к собственным ощущениям. Помещение внутри было пустым, и никакой агрессивной механики не просматривалось. Однако тяжелое чувство, давившее на нас, достигло апогея. Наконец наш бывший преподаватель поставил две гравитационных присоски и, приподняв, откатил плиту в сторону. Если бы не фильтры с кислородными добавками, я задохнулась бы от смрада, пахнувшего из овальной, грубо обработанной дыры. Вниз уходили огромные, оплавленные ступени, покрытые прахом, напоминающим пепел. Из темноты веяло диким, невыносимым страхом, когда-то и кем-то здесь пережитым. Но нас это не касалось.

— Прошу, — пригласил Стивен и показал пример, шагнув первым.

… Ничего не случилось. Мы вошли внутрь, и структурный маг задвинул дверь на место. М-да. Вряд ли здесь был кто-либо живой за последние двадцать тысяч лет. С потолка и пола успели нарасти сталактиты и сталагмиты, превратив вырубленное в скале помещение в подобие натуральной пещеры. По полу протекал ручей, просочившийся между огромных плит, выстилающих боковины и возвышение, на котором мы оказались. На стенах, глубоко врезанные в твердый камень, паутиной разбегались письмена, местами разрушенные трещинами и натеками. Весь пол оказался усыпан все тем же рыхлым порошком.

— Стены тоже оплавлены, — хрипло произнесла Нат, высказав то, что было понятно всем: это был чудовищный крематорий, где очень давно заживо сгорели люди, вместе с любой другой органикой, которая могла бы тут находиться. Очевидно, причину пожара нужно было искать в эпицентре — туда мы и двинулись. Пещера расширилась во все стороны, лестница, по которой мы шли, уперлась в чашеподобный бассейн, из центра которого, словно пестик из цветка, поднимался каменный столб. Вершина его была разрушена и спеклась в стекловидную массу, кругом валялись разбросанные куски колонн, а на высоком своде зияла черная дыра.

— Рвануло тут будь здоров, — заметил Стивен.

Я разглядывала уцелевшие рисунки на стене. Вне всякого сомнения, это были грубые, но довольно точные изображения Главного Склерота и еще нескольких вспомогательных инсектных форм.

— «… Когда вернется звезда Ширк и наступит День Надежды»… — это ЭМ-СИ вслух переводила древние письмена Гшамм: — «… Великое воинство К'Таага и рабы его восстанут для последней битвы за этот мир, и все, кто был праведен, пойдут с ними и восстанут, а все, кто не был праведен, сгинут навеки. Так повелел К'Тааг, великий бог, и все мы рабы его, и дети детей наших — рабы его…»

— Какие превосходные перспективы, — невольно вырвалось у меня. — А что такое День Надежды?

Нат меня просветила: