Агерский лекарь

– Вот именно. Он считает себя главнокомандующим. Кем? Кем ему командовать? С кем мы воюем? Зачем ему еще три крепости на восточных границах? Зачем усиливать границы на западе? Кто нам там угрожает? А сколько денег из казны тратится на парады и смотры! Это же уму непостижимо!

Бела кивнула. Сейчас Тиа говорила так горячо и уверенно, что спорить не повернулся бы язык.

А потом звякнул серебряный колокольчик. На небольшое возвышение, устроенное по дальней от входа стене, поднялся невысокий тучный господин и поприветствовал собравшихся.

– Кто это? – спросила Бела, но ответа не получила. Тиа только шепнула: «Тсс!» – и поднесла к губам пальчик. Ее взгляд был прикован к господину, глаза светились самым живым интересом…

Господин говорил о том, что под руководством князя Бертока страна катится в бездну. Что больше нет сил смотреть, как огромные средства расходуются на княжьи игрушки. Говорил, что народ страдает и что нет ничего лучше свободы. Что нужно скинуть гнет династии, запятнавшей свою честь столькими преступлениями. Тем более сейчас есть человек, имеющий ровно те же права на паннонский престол, что и князь Берток…

Бела слушала его и все больше убеждалась – вот он, тот самый человек, слова которого так недавно повторяла Тиа…

Надо будет вечером поговорить с отцом, что он думает о возможном перевороте в Паннонии. Может быть, стоит подождать и заключить мирный договор уже с новой властью? А если переворот не удастся?

Господин принялся отчитываться перед благородным собранием о том, что успел сделать для достижения цели. Речь пошла о наемниках, лошадях и оружии, Белала довольно быстро запуталась в цифрах. К тому же эйфория сменилась апатией, мысли стали течь медленно и вяло, начала болеть голова.

Она заметила, что многие в зале тоже чувствуют себя неважно. Видимо, по этой причине речистый господин постарался побыстрей закончить выступление. Пока он покидал возвышение, ему непрерывно аплодировали, шумно приветствовали, кто-то даже хлопал его по плечам…

А Беле больше всего хотелось домой, и она покинула подземелье одной из первых.

На улице было свежо. Она прижалась горячим лбом к холодному и влажному стволу дуба. Перед глазами одно за другим вставали события вечера, плавно перетекали, смешивались, душно повторялись. И к ним каким-то непостижимым образом примешивались картины того знойного дня, когда в зале разрушенного храма лежала мертвая Зарина и горячее солнце забиралось в прорехи крыши, а сумрак от этого становился только темней. И лицо убитого дворянина, все в темной крови. И лицо Ферга – как по контрасту, немного хмурое и спокойное.

Ферг знает, что она непричастна к тому убийству. Но рано или поздно он поймет, узнает и про этот обряд. Узнает, что она присутствовала на нем. Догадается, что она собирается и дальше посещать обряды… Ведь собирается?

Почему вдруг его мнение должно что-то для нее значить?

Воспоминание заставило Белу облизнуть губы, встать прямо и найти взглядом отца. Оказывается, у крайних домов уже стояла небольшая темная карета.

В карете она спросила у отца про возможный переворот. Но ему было дурно. Ответил только:

– Не вижу особых причин беспокоиться. Берток ценит честность, и мы будем с ним честны. А наши друзья… они слишком торопятся. Здесь какая-то своя, местная интрига, в которой еще следует разобраться. Впрочем, я все-таки напишу нашим магам… может, будут какие-то дополнительные распоряжения.

Последнюю фразу он договаривал уже так тихо, что Бела ее едва разобрала.

Проснулась она на рассвете от головной боли. Казалось, в комнате очень душно. Нужно было открыть окно, но прислуга спала, и будить никого не хотелось.

Она полежала с минуту, настраиваясь на необходимость встать и отворить окно, потом поднялась. Головокружение прошло только через несколько шагов.

Сон… ей приснился сон. Странный, вязкий, тяжелый. Не было привычных образов, картин или событий, только чернота и пустота холодного пространства. Пронизанная паутиной тонких, едва заметных зеленых нитей. Нити эти таяли от легчайшего прикосновения. И еще был страх. Тоже неотчетливый, страх всего на свете и одновременно – ничего. Но кроме страха и пустоты была еще радость… она возникала искрой, звала к себе, и до нее можно было дотянуться. Однако искра гасла, и снова подступали пустота и страх.

Болезненный, не иначе навеянный вчерашними дурманящими дымами сон. Нет, нужно обязательно открыть окно! Свежий воздух развеет и головную боль, и это наваждение.

Она откинула шторы, добралась до крючков и задвижек, удерживающих рамы запертыми. Непослушные пальцы плохо справлялись, и Бела сделала маленькую передышку.

Все, что этой ночью происходило в подземных залах храма Заточенных богов, представилось ей вдруг совсем иначе. Со стороны. Люди в нарядных одеждах, тяжелый речитатив жреца. Кровь из вскрытых запястий, смерть – на глазах у публики…

Все это по-прежнему не вызывало страха и удивления. Да, сейчас в Трансильвании во имя Заточенных не проливают человеческую кровь, но иногда овцу или курицу более жалко…

Нет, вздрогнуть Белу заставило не это.