Агерский лекарь

Ферг вытащил из темного угла табурет и придвинул близко к кровати. Голос может и обмануть. Нельзя упускать вероятность, что на самом деле она сейчас трясется от ужаса. Или, наоборот, ведет какую-то свою игру, о цели которой можно будет судить, когда станет уже поздно. Он задумался над следующим вопросом, но Белала опередила, рассказала сама:

– У всех этих снов есть только одна общая черта. Запах. Очень густой и неприятный. Хотя во сне он мне нравится. Он был во время обряда, но не такой сильный. Мне сложно описать.

– Но вы его узнаете, если почувствуете?

Она едва заметно вздрогнула:

– Конечно. Это сжигали какое-то растение. На угли клали завядшие стебли и листья, шел густой дым. Желтоватый.

– Ясно. Бела, не сочтите мое предложение оскорблением, но мне нужно уложить вас в постель.

Ферг неожиданно улыбнулся с почти мальчишеским озорством:

– Чтобы не случилось головокружения.

Она серьезно кивнула. Не ответила, но легко и очень элегантно улеглась на кровати. Иную даму и уговаривать не надо – и сама ляжет, и тебя за собой потянет, и отвертеться удастся с великим трудом. Другая потребует присутствия всех родственников женского полу, какие окажутся рядом. Третью придется долго увещевать, что доктор – это не мужчина и что ее девичьей чести не будет никакого урона.

Бела просто спокойно ждала, что будет дальше.

– Закройте глаза, постарайтесь думать о чем-нибудь отвлеченном.

Ферг привычно положил ладонь на лоб пациентки и принялся искать след наведенной магии. Самое частое, что ему приходилось делать после возвращения в Агер.

То, что он нашел, его сильно озадачило, если не сказать больше. След был. И он был неотличим от того, какой достался и Белферану, и всем его товарищам по болезни. Если переводить ощущения в цвета, то он мог назвать его тусклым оттенком болотной зелени. Правда, у Белалы след был очень слабым, едва заметным. Таким, что и не найдешь его, если не искать специально.

– Бела, можете открыть глаза.

Она тут же села, поправила подол.

– Ну что, доктор? Буду я жить?

Ферг вместо ответа сказал:

– Я принесу вам снотворное. Сильное. С ним вы не будете видеть сновидений. Но его нельзя применять часто.

Он поднялся.

Услышал:

– То, что я вижу во сне, может быть правдой?

– У вас магическая связь с кем-то или чем-то, что я не могу отследить. Да, это может быть правдой.

Бела зажмурилась, одновременно и пытаясь отогнать от себя такую правду, и ругая себя за недопустимую слабость.

– Бела, что бы вам ни снилось, в ваших снах вы не виноваты.

– Почему мне нравится… во сне мне нравится то, что со мной происходит? Все детали таинства. Словно я мечтала об этом всю жизнь. Так быть не должно.

– Заточенные…

– Их нет давно. Вы же знаете. Там что-то другое. Но оно словно сродни Заточенным. Никто не видит разницы. Но Заточенным богам нужна была жертвенная кровь. Чтобы получить силу и вырваться на свободу. В этом смысл всех обрядов. А этому, новому…

Ферг вздохнул. Легонько провел пальцами по плечу девушки. Она вздрогнула, словно очнулась.

– Что, Бела?

– Ему не кровь нужна. Я не знаю, что ему нужно…

– Я сейчас принесу снотворное. Вы ведь не испугаетесь остаться одна?

– Что вы! Я теперь, пожалуй, только заснуть боюсь.

«Черт знает, что у нее на уме, – думал Ферг, спускаясь за лекарством. – Зачем она вообще напросилась к Элайзе? Действительно испугалась этих снов? Если честно, есть чего бояться. И что станет делать дальше?

Нужно за ней понаблюдать. Если правда то, что она говорит, а сомневаться в ее словах причин нет, кроме субъективных, то наблюдение не будет лишним. А если вдруг придется уехать? Что же. Придется попросить Имре. Все равно, пока ди Годер дежурит в госпитале, он будет тут».

* * *

Бела зачарованно смотрела на прикрытую дверь. Доктор как будто пообещал не лекарство, а магический щит от всего плохого, что только может случиться в мире.

Жизнь в хосписе текла по строгому, давно сложившемуся распорядку. Бела бездумно включилась в него, радуясь, что теперь почти совсем не нужно покидать эти надежные стены. Почту ей приносил слуга. Но за все минувшие дни из общины было только одно письмо – приглашение в дом графини Тиа.

Бела вежливо ответила ей, что, к сожалению, не сможет прийти – отец очень плох. И не солгала.

На третий день ее пребывания умер парень, пациент из соседней с отцом палаты. Бела видела в окно, как его выносят к телеге. Очень худой, с как-то странно, неестественно выгнутыми руками. За телом приехала мать. Ферг стоял подле нее и говорил что-то вполголоса. Она кивала.

Белферан отказывался от твердой пищи и потому быстро худел. Иногда он словно бы приходил в себя и начинал шевелить руками или пытаться сфокусировать взгляд. Но это не было просветлением. Он по-прежнему не реагировал ни на чьи голоса.

То ли дело дети. Два мальчика, один из них лет пяти, другой помладше, и девчушка трех лет. Та самая, которую принесли в день отъезда Ферга.