Агидель стремится к Волге

— Ты забыл, атаман, что басурмане хмельное не жалуют?..

— Ить, подлый народец! — сплюнул в сердцах Ермак и грязно выругался.

После этого он самолично обошел ханские покои и, не найдя нигде веселящего напитка, стал поносить последними словами старика Кучума. Кляня его, на чем свет, атаман отправился осматривать городские укрепления.

Столица Сибирского ханства раскинулась на высоком берегу Иртыша. С одной стороны Кышлык-Искер был защищен крутояром и глубоким оврагом, с другой стороны — тройным валом и рвом.

Казаки тем временем, разобрав легко доставшуюся добычу, вовсю кутили, проедая и допивая прежние запасы, так что опохмеляться наутро было нечем.

Победители приуныли было, да не надолго. Через несколько дней в Кышлык-Искер пожаловали с дарами и припасами остяки вместе с князем Боаром, а вслед за ними подоспели татарские семьи. Они присягнули новому властителю на верность и согласились платить дань.

Ермак встречал всех приветливо. Обговорив размеры ясака, он позволил прибывшим вернуться в их прежние жилища и упросил их отдать казакам молодых бездетных вдовиц.

Ермак усвоил, что ласковым обращением он может расположить к себе местное население и за счет этого выжить в суровых условиях. Это позволило ему снискать славу не только бесстрашного воина, но и справедливого, человечного правителя. А чтобы не лишиться доверия и авторитета, атаман становился все требовательнее к своим, крепя дисциплину, наказывая иных дружинников за произвол.

Казаки негодовали. Даже ближайшему помощнику и другу не по нутру пришлись его строгости. Оставшись как-то с атаманом наедине, Иван Кольцо решил высказать ему свои претензии:

— Пошто басурманам потакаешь, а людям нашим воли не даешь? Кабы не вышло чего…

— Эх, Ваня, да коли дать казачкам разгуляться, пойдет про нас слава худая. И побегут все к Кучумке обратно. Нам это надо?

Подумал Иван Кольцо и нехотя согласился.

— Твоя правда, атаман. Нет нам выгоды нехристей от себя отвращать. Вред один…

— Вред, говоришь? Оно, конечно, верно… — задумчиво произнес Ермак. — Токмо ты забыл про царя Грозного Иоанна! Да убоимся гнева царского. Не будет нам пощады, коли настроим дикарей против Руси. Разумеешь?

— Я-то разумею, атаман. А ты попробуй-ка втолковать казакам вольным, — развел руками Иван.

Не успели друзья разойтись, как тут неожиданно пришла весть от Строгановых.

Ознакомившись с посланием, они созвали казачий круг.

— Вот ведь беда какая, браты! Ровно в воду глядел… — начал Ермак.

Подельники в недоумении переглянулись и испуганно уставились на атамана.

— Что за беда? Не томи, выкладывай!

— Царь грозится Строгановым опалой.

— Опалой? За что?!

— А за то, что без воли царевой и ведома снарядили нас и послали за Камень на салтана сибирского. Государь грозится перевешать нас…

Иван Кольцо потемнел и весь затрясся от злости.

— Выходит, занапраслину мы кровушку проливали! — процедил он сквозь зубы.

Остальные тоже не скрывали своего возмущения.

— Вот тебе и справедливость!

— Дождались милости! Какой нам прок от житухи эдакой?!

— Остается одно — грузить добро на подводы и тикать отсель по-скорому, покуда целы!..

Ермак, не ожидавший такого поворота, всерьез обеспокоился, но, взяв себя тут же в руки, спокойно молвил:

— К чему горевать прежде времени, братва! Незачем горячку пороть. Поразмыслите, чем бегство наше обернуться может…

— А и так все яснее ясного, атаман!

— Ничего покамест не ясно, — возразил тот. — А вы о Строгановых подумали?! Неужто им через окаянство наше на плаху ийтить?.. Нет, браты вы мои, негоже нам отчаиваться прежде времени. Сдается мне, царь Грозный не ведает про подвиги наши великие. Ведь кабы знал, не стал бы гневаться, тревогу бить, козней кучумовых бояться…

— И то верно, — согласился Мещеряк.

Тут и другие помощники воспрянули духом.

— Да куды уж там государю, чай, самим Строгановым неведомо, кто ноне в Сибири властвует!

— А давайте-ка, браты, их разом про все известим! Рискнем? — предложил Ермак и тут же послал за писарем.

Окружив писаря, казаки велели составить ему два письма: одно — для Строгановых, другое — для Ивана Грозного: