Не спускавшие с нее глаз солдаты застыли на месте.
Замараткин, испугавшись, что они перестанут ему повиноваться, заорал:
— Чего рты разинули? Стреляйте! Пли!
Обе роты были словно парализованы.
Видя это, башкиры сорвались с места и с радостными криками бросились к стрельцам.
Офицер сделал предупредительный выстрел из револьвера.
— Стоять!
Но башкиры не остановились. Конь офицера шарахнулся от надвигающейся шумной толпы к стоявшим стеной солдатам.
Замараткин колотил каблуками по брюху заупрямившегося животного, требуя:
— Стрелять!.. Стреляйте, болваны!..
Но те не двигались.
— Ну, глядите! Попадитесь-ка к бунтовщикам в руки — они и с вами расправятся!..
И только теперь воины очнулись. Вскинув ружья, они стали целиться в башкир.
Те сразу же встали, как вкопанные. Женщины запричитали, умоляя мужей отступить.
— Пли! — бесновался офицер.
Наконец раздались выстрелы.
Башкиры тут же бросились врассыпную.
— Да они же в воздух стреляют! — кричал Исхак, тщетно пытаясь остановить разбегавшихся односельчан. Он кинулся было за ними вдогонку, но, сраженный пулей, схватился за грудь и повалился наземь.
Староста и мулла тоже были смертельно ранены.
Увидев, что солдаты стреляют по людям. Давлетбай пытался остановить джигитов, приказывая метать в противника стрелы. Но никто его не слушался. Спасаясь бегством, односельчане бросали свое снаряжение.
А солдаты все палили и палили, не дожидаясь, когда рассеется дым.
Поняв, что он бессилен заставить людей драться, Давлетбай тоже сорвался с места.
Преследуя бегущих, каратели давили сапогами убитых и раненых.
С каждой командой капитана обрывались жизни десятков башкир.
Еле поспевавший за товарищами Давлетбай не переставал кричать:
— Братья, остановитесь! Дадим врагам отпор!..
Уходивших от преследования становилось все меньше и меньше. А когда уцелевшие люди добрались до другого конца улицы, раздался еще один залп.
Внезапная резкая боль пронзила Давлетбаю голень. Штанина тут же окрасилась в кровавый цвет.
«Все!.. Теперь они всех кончают», — подумал он с отчаянием.
Двое парней подхватили его под руки и потащили к самому крайнему дому. Спустившись с помощью джигитов в подпол, Давлетбай велел им бежать в соседний аул, сообщить о страшной трагедии и попросить там помощи.
Один из ребят остался с ним, а другой помчался исполнять его приказание.
Через некоторое время погреб стал наполняться дымом. И тогда находившийся при Давлетбае парень поднялся наверх и выглянул в окно.
— Аул подожгли. И здесь изгородь со стороны улицы горит. Надо вылезать отсюда, пока не задохнулись, и в лес уходить, — сказал Давлетбаю джигит и помог ему выбраться наружу. Но спастись беглецам не удалось. Солдаты нагнали их и закололи обоих штыками.
VI
Помощь, за которой посылал Давлетбай, разумеется, запоздала. Когда башкиры во главе с Хары-Мэргэном добрались до Мештима, вместо аула они обнаружили лишь пепелище, а солдат уже не застали. Из всех жителей чудом спаслись лишь несколько стариков.
Едва Хары-Мэргэн их увидел, из глаз его брызнули слезы.
— Звери! Никто меня не остановит, пока не отомщу карателям. Кровь — за кровь, смерть — за смерть! — произнеся эти слова как клятву, Хары-Мэргэн вскочил на коня.
Несмотря на кипевшую в нем злобу и лютую ненависть, батыр предпочел не спешить, понимая, что с горсткой джигитов боярина ему не одолеть. И он поехал по аулам, от одного яйляу к другому, набирая людей в свой отряд. Лишь когда в распоряжении Хары-Мэргэна было уже достаточно сил, он решился, наконец, идти на боярский поселок. Было это в июле 1662 года.
День стоял по-летнему знойный. В эту пору одни цветы уже осыпались, другие только еще распускались.
Хары-Мэргэн, вынужденный в последнее время скитаться вдали от дома, скрываясь от мести воевод, с наслаждением вбирал в себя ароматы родной земли. Ровные поляны и тугайлыки-поймы, ковыльные степи и зубчатая кайма Уральских гор — найдется ли человек, который мог бы равнодушно созерцать такие красоты? А ведь это и есть главная причина всех бед башкирских. На протяжении долгих веков богатства земли уральской притягивают к себе алчные взоры. Со времен Черного нашествия не ведают башкорты покоя — испытание за испытанием, все грабежи да насилие, бесчисленные невосполнимые потери и неизбывное горе. Как же допустил Аллахы Тагаля, возлюбивший сей край и сделавший его столь благодатным, чтобы девственную, неповторимую его природу оскверняли ненасытные чужеземцы? Чем больше прибывает сюда кильмешяков, тем меньше становится защитников этой земли. Они беспрестанно гибнут в смертельных схватках с несметными полчищами врагов.
С такими невеселыми мыслями ехал Хары-Мэргэн, ведя соратников на сечу. Не в силах унять душевные муки, он запел: