Агиология

Проф. Голубинский пишет, что Церковь признает подвижников святыми «на основании сверхъестественного свидетельства о них Самого Бога, Который тех и других между ними удостаивал дара чудотворений еще при жизни или по смерти». Это объективное и независящее от человеческих пристрастий обстоятельство. В противном случае, считает он, «мы должны были бы думать, что в признании подвижников святыми господствовал в древнее время произвол, чего думать, конечно, нельзя». Практически во всех житиях древних святых подвижников говорится о творимых ими чудесах, и «эта общая принадлежность дара чудотворений подвижникам, признанным Церковью за святых, и дает полное основание предполагать, что сей именно дар и был причиной их причтения к лику святых»[781].

А проф. Е. Темниковский утверждает, что почитание подвижников развивалось не только на основании дара чудотворения, что причиной этому была убежденность в святости их жизни вообще. «Слава святой жизни того или другого подвижника не умирала вместе с ним; благочестивый подвижник… становился предметом народного чествования, сначала, быть может, в сравнительно незначительном районе, который с течением времени мог расширяться. Таким образом являлся культ святого. К нему постепенно присоединялись и церковные власти, прежде всего местные, затем иногда и центральные, соответственно с тем, как широко распространялся культ святого. Присоединение церковных властей к народному культу, дававшее последнему официальное значение, не было каким-либо формальным актом в роде современной канонизации, а совершалось постепенно». «Вера в чудеса подвижников, конечно, входила в качестве составной части в религиозный культ святых… но она не составляла здесь исходного момента и… единственного основания почитания святых, исходным моментом и основанием его, хотя, быть может, не единственным, было убеждение в святости жизни подвижников»[782].

В России, под влиянием крупных монашеских центров Византии (Студийский монастырь, Афон) монашество воспринималось как ангельский образ, а святость – как полное осуществление монашеского призвания. Эти представления отразились, видимо, и в самом наименовании святых подвижников «преподобными». Святость подвижника понимается при этом как высшее осуществление того образа и подобия Божиего, которые даны человеку в творении. Монах, получая в постриге новое рождение, обновление для возрожденной жизни во Христе, своей святой жизнью и раскрывает в себе Божие подобие, становясь преподобным Божиим.

В православном богослужении преподобные воспоминаются на проскомидии. Для них вынимается шестая частица из «девятичинной» просфоры. В русских служебниках здесь содержится поминовение «преподобных и богоносных отец наших Антония, Евфимия, Саввы, Онуфрия, Афанасия Афонского, Антония и Феодосия Печерских, Сергия Радонежского, Варлаама Хутынского, и всех преподобных отец. И преподобных матерей Пелагии, Феодосии, Анастасии, Евпраксии, Февронии, Феодулии, Евфросинии, Марии Египетской, и всех святых преподобных матерей»[783].

Приложения к теме 4

Приложение 1 Из сочинений свт. Игнатия Брянчанинова о монашестве

«О монашестве, разговор между православными христианами, мирянином и монахом»

О соотношении подвигов преподобных и мучеников

«Это один и тот же подвиг, в разных видах. И мученичество и монашество основаны на одних и тех же изречениях Евангелия; то и другое отнюдь не изобретено человеками, но даровано человечеству Господом; то и другое иначе не может быть совершено, как всесильною помощью Божиего, действием Божией благодати. В этом убедитесь, если прочитаете жития преподобных Антония Великого, Макария Великого, Феодора Студийского, Марии Египетской, Иоанна Многострадального, Никона Сухого и других иноков, которых подвиг и страдание были вышеестественны. Святой Симеон Новый Богослов говорит о своем наставнике, Симеоне Благоговейном, иноке Студийского монастыря, что он скорбями и страданиями телесными уподобился многим мученикам».

«Часто высокая жизнь монаха открывается только при кончине его или после кончины. Часто монаха, причастника благодати Божией, осыпает мир злоречием и клеветами по ненависти мира к Духу Божию».

«Духовные мужи, каковы были монахи первых веков, жаждали мученичества, и многие из них увенчались венцом мученичества, как то: преподобномученики Никон, Иулиан, преподобномученицы Евдокия, Евгения, Феврония, и другие. Упомянутый выше святой пустынножитель Гордий, когда открылся подвиг для мученичества в Кесарии Каппадокийской, пришел в этот город во время всенародного торжества, обличил заблуждение идолопоклонства, исповедал Христа и запечатлел исповедание мученическою смертью».