Агитбригада 2

Еще была библиотека, но там царил такой раздрай и беспорядок, что, честно говоря, заходил я туда лишь для успокоения души. Старые дореволюционные издания пожгли, не глядя — романы Гюго это или же трактаты Спинозы. А из новых были только агитационная литература и газеты.

Енох обязательно увязывался следом за мной, ему было интересно, эта среда — книги и старина — его очень привлекала.

Сегодня я решил ещё раз заглянуть на рынок, вчера один из студентов обронил, что померла вдова какого-то профессора Шаца и дети всю библиотеку отца решили свезти на рынок и продать. Так что кое-что может попасться интересненькое.

Я ходил промеж человеческой толкотни и суеты рынка, вдыхал запах старых книг, полыни и морозного воздуха: заканчивался ноябрь, трава по утрам подмерзала и искрилась на солнце, брусчатка была скользкая, лужи подёргивались ледком. Зато к обеду все это хрустальное великолепие превращалось в непроходимую грязь. Так что народ предпочитал ходить на рынок по утрам. К обеду там уже народу было не очень.

Я всегда не любил толпу, поэтому ходил исключительно днем.

— Добрый день, — поприветствовал я тощего продавца с рыжей всклокоченной шевелюрой, по-богемному замотанного в вязанное кашне. Его звали Ираклий и он клялся, что художник, и лишь только плохое зрение мешает написать ему гениальную картину. Поэтому он вынужден пока прозябать в безвестности, продавая старые книги на базаре. Однако плохое зрение не мешало ему зорко выискивать раритетные экземпляры и взахлёб торговаться до победного.

— А! Генка! Ну, здорово! — поприветствовал Ираклий меня, — всё книги ищешь? Слушай, я вот подумал, а зачем тебе эта латынь? Мне по знакомству принесли очень хороший роман на немецком. Бери, не прогадаешь. Немецкий — тоже древний язык.

— Нет. Спасибо, — по обыкновению отказался я.

Ираклий прекрасно знал, что немецкий роман я у него не возьму, как не взял в прошлый раз ни Тору на иудейском, ни стихи на арабском, и я прекрасно знал, что он и не надеется мне что-то продать. Просто сам процесс торга и обсуждений ему нравился. Да и скучно было стоять просто так целыми днями напролёт. А тут хоть как, но новый человек так-то.

— Погоди, — вдруг зыркнул Ираклий и заговорщицки подмигнул мне, — есть у меня тут кое-что для тебя.

Демонстративно кряхтя и всем своим видом демонстрируя сколь тяжко ему вот это вот всё, он полез под раскладной самосбитый столик, под которым у него была большая сумка с книгами и прочим барахлом.

— Вот, гляди, — Ираклий протянул мне изрядно замусоленную и потрёпанную книжицу.

Я глянул и обмер: Вергилий «Codex Romanus» то есть «Земледельческие стихи».

— Сколько? — спросил я.

Но не успел Ираклий даже назвать первоначальную цену, как весь рынок пришел в движение.

— Облава!

— Атас! — донеслись крики.

Сидящий неподалёку маленький чистильщик обуви Захарка бросил свой ящик и, перепрыгивая через коробки и ящики, понесся к пролому в заборе.

— Попался! Врешь, не уйдешь!

— Держи сявку! — закричали мужчины в форме чекистов.

Одному из них таки удалось поймать парнишку и дальше, чем там всё закончилось, я не знаю. Нужно было позаботиться о себе.

Продавец книг, трясущимися руками принялся судорожно собирать своё барахло. Народ заторопился разбегаться. Хоть чеки ловили беспризорников, но документы потребовать могли с любого, а их-то как раз и не было.

Ираклий таки сбежал, бросив свои книги, даже не собрав их, а я замешкался, сказалось отсутствие выучки и беспечность жителя двадцать первого века — ко мне направлялся молодой чекист с наганом и выправкой.

Попадаться ему было нехорошо.

— Енох, глаза отведи! — торопливо шепнул я, и пока призрачный скелетон выполнял, я скользнул в сторону, протиснулся в щели между досками забора и оказался на другой стороне улицы.

Здесь все было спокойно. И я, посвистывая, с независимым видом отправился дальше.

И только отойдя на довольно-таки приличное расстояние я обнаружил у себя в руках книгу Вергилия. За которую я так и не заплатил Ираклию.

Ну ладно, потом отдам деньги, если его не загребут.

Мда.

Плохо, что нет у меня документов. Плохо, что нет аттестата. Без этого всего полноценно жить не получалось. Время нынче не предрасполагало.

Но, с другой стороны, а чего мне ворчать? Я ведь мог попасть в 1917 сюда и даже думать не хочется, что тогда здесь творилось. Так что в принципе мне нормально еще.

До следующей войны еще четырнадцать лет, и я вполне должен успеть выполнить задание вредного дедка, похожего на Николая Чудотворца.

А дома меня ждал незнакомец.

— Меня зовут товарищ Фаулер, — сообщил незнакомец, усаживаясь в единственное моё кресло.

— Очень приятно, — равнодушно сказал я, но не представился. Раз он пришел ко мне, значит, знает, кто я.

Фаулер выждал паузу, очевидно ожидая, что я таки назову имя, как того требовал этикет, но я продолжал молчать.

Он бесстрастно пожевал губами и продолжил:

— Следует ли упоминать, что ваша эскапада в доме у мадам Жуар наделала много шуму в определённых кругах?

Я равнодушно пожал плечами.