— Давайте ближе к делу, — прервал дискуссию я.
— Да. Ближе к делу, — кивнул дедок. — На лбу этого мужика был точно такой знак, как на твоих трупах (вот они уже и стали моими).
— Опиши знак, — велел я.
— Да что там описывать, — развёл руками дедок, — круг, треугольник и точечка. Но самое главное…
— Гена, ну что, получается? — в читальный зал заглянула Ирина, дедок охнул и торопливо исчез.
— Да не очень, если честно, — честно признался я и пожаловался, — не пойму, зачем этот Зубатов меня к вам сюда определил, ведь я рисовать не умею от слова совсем.
— А это я попросила, — спокойно сказала Ирина и подсела за стол напротив меня, — газету я и сама нарисую. Я хорошо рисую и быстро.
— А я тогда зачем?
— Да разговор у меня к тебе есть. Точнее даже просьба. А больше нигде свободно поговорить и всё обсудить не получится.
Я поморщился. Вот терпеть не могу, когда так начинают.
— Ты гля какая дамочка деловая! — расхохотался Моня, — быстро тебя в оборот взяла. Ох и любят они тобой крутить, Генка.
— А что, соглашайся на просьбу, а в награду ты знаешь, что у баб просить, — и себе заржал Енох. — Это, конечно, похуже, чем твоя Изабелла, но городишко здесь паршивенький, так что и такая сойдёт.
— Слушай ты, конь развесёлый, — прошипела вдруг Ирина и пристально посмотрела на Еноха, — ты рот свой поганый закрыл бы. А то места в моём городишке тебе не будет. Это я уж точно говорю!
Енох побледнел и исчез. Моня ретировался следом. Мими осталась сидеть на стеллаже. Кажется, ей было весело. Если не ошибаюсь, она вовсю смеялась.
— Давай говори свою просьбу, — вздохнул я.
Поздно вечером я вернулся в комнату и с удовольствием плюхнулся на кровать. Умаялся в этой суете ужасно. Уже проваливаясь в царство Морфея, услышал жуткий, душераздирающий крик.
Кричала Клара Колодная.
Я подскочил и, как был, в одних трусах, бросился к ней, право же её квартира была рядом. По коридору пробежали Гудков, Зубатов и Бывалов.
Крик не прекращался, переходя в булькающие звуки.
Зубатов дернул ручку — заперто.
— Клара, открой! — закричал Гудков.
В ответ лишь дикий вой ужаса.
— Выбиваем, — сказал Гудков, и они с Бываловым навалились на дверь. После третьей попытки крепкая дубовая дверь поддалась.
Мы вчетвером влетели в квартиру и обнаружили Клару, которая тряслась и захлёбывалась в рыданиях, глаза её были выпучены от ужаса, руки дрожали.
— Что, Клара, что? — бросился к ней Гудков.
— Ы-ы-ы-ы, — завыла Клара и ткнула рукой на кровать.
Мы посмотрели туда и ахнули: на кровати, головой на окровавленной подушке, лежала огромная дохлая рыба. С разноцветными глазами.
Глава 4
— Ну это чёрт знает, что такое! — уже в четвёртый (или в пятый?) раз возмущённо воскликнул Гудков. — Я хочу знать, кто из вас сделал это⁈
Все с надеждой переглянулись и опять преданно уставились на Гудкова.
Дело происходило в комнате Клары. Гудков велел всех срочно собрать и уже второй час он всем нам проводил воспитательную экзекуцию. Все дико устали и мечтали поскорей упасть и уснуть, ведь было уже далеко за полночь.
— Я ведь всё равно выясню! — злобно сообщил всем Гудков и для дополнительной аргументации потряс сжатым кулаком в воздухе. — И вам же лучше признаться, и тогда мы все разойдёмся!
Но ни на кого эти крики впечатление не произвели — во-первых, он уже не первый раз вот так угрожал, во-вторых, все смертельно хотели спать, поэтому было в принципе уже безразлично.
— А завтра представление, — жалобно пробормотала Нюра. — Точнее уже сегодня…
— А мне плевать! Мне плевать, в каком вы виде будете выступать! Вы оскорбили, обидели, унизили, напугали товарища! — брызгая слюной, Гудков забегал ещё пуще по комнате. — Мерзкий бесчестный поступок! И я желаю знать, какой мерзавец сделал это⁈ А если этот мерзавец вдобавок ещё и трус, то будем все здесь сидеть до вечера!
Я незаметно оглядел собравшихся. На подоконнике, еле сдерживая зевоту, сидел Зёзик. Жорж развалился на сундуке (у нас в каждой квартире был большой сундук, видимо, вместо шкафа) и вполглаза дремал. Люся и Нюра чинно примостились на свободном стуле, вдвоём на одном. Нюра зябко куталась в вязанную шаль, хоть в комнате и было душно. Остальные расселись на полу, даже Клара. Так как кровать была вся залита кровью, а на подушке возлежала и укоризненно смотрела на нас разноцветными глазами дохлая рыба, то пришлось всем нам сидеть на полу. Хорошо, хоть Клара — чистюля и пол в своей квартире вымыла как надо (не то, что я).
— Я в последний раз спрашиваю — кто это сделал⁈ — заверещал Гудков.
Все вздохнули. Экзекуция пошла уже по шестому кругу.
Снаружи о стекло монотонно билась ветка и стучали, убаюкивая, крупные капли дождя — ветер крепчал. Где-то в глубине Хлябова, кажись в частном секторе, закукарекал первый петух. За ним подхватил второй. Спать захотелось ещё сильнее.
— Вот видишь, Мими, из-за тебя всё, — укоризненно сказал Моня, который парил на полметра над полом и пытался увидеть себя в большое напольное зеркало. — Генка спать вон как хочет, а теперь ему сидеть тут до утра придётся и слушать все эти вопли.
— Да, Мими, ты зря так, — поддержал одноглазого Енох.