Агитбригада-3

— Хоть бы на лес не перекинулось, — поморщился Моня и отступил на два шага назад.

— Ты, Моня, как в тело Зубатова попал, стал таким же пижоном! — ехидно прокомментировал Енох и спохватился, — так, а где наша загадочная крестьянка?

— С телегой вон там возится, — не оборачиваясь, махнул рукой Моня, — что-то там с хомутом у неё, неполадка какая-то.

— Так ты бы помог, — лукаво сказал Енох и заговорщицки подмигнул мне.

— Я в этом не разбираюсь, — сердито отмахнулся Моня, — кроме того, она к такой работе привычная, а мне, чтобы понять, нужно курсы повышения квалификации заканчивать.

Енох насмешливо и многозначительно фыркнул.

Замолчали. Долго стояли, глядя, как трещит изба и языки пламени ненасытно лижут доски.

— Что-то не перекидывается огонь на другие избы, — задумчиво сказал Енох, — надо было с двух-трёх сторон поджигать.

— Устал я бегать, — отмахнулся я, продолжая наблюдать. Пламя и вправду «топталось» на одном месте. Так что я уже решил сходить и поджечь другие дома. Но было лень и я надеялся, что ветер завершит работу.

— А крестьянка-то наша тю-тю! — к нам подлетел Енох.

— В каком смысле тю-тю? — спросил Моня, не поворачивая головы. — Только не говори, что умерла.

— Нет, хуже, — злорадно ответил Енох, — уехала она. Сбежала. Тю-тю!

— Но у неё же хомут…

— Говнют у неё! Я говорю, она обвела вас вокруг пальца! — вспылил Енох, — и где теперь её искать⁈

— Не вас, а нас, — рассеянно поправил его Моня, — ну и хрен с нею, раз сбежала. Мало ли у нас своих проблем. Главное, чтобы лошадей наших не увела. А то пешком идти далеко. Да и Гудков потом голову за лошадей оторвёт.

— А как же выяснить страшную тайну? — желчно подколол нас Енох, — последний свидетель, который хоть что-то мог сказать по этому поводу, да и тот сбежал!

— Там целая пятихатка свидетелей, — поморщился Моня.

Я решил прекратить балаган и расставить все точки над «и»:

— Сбежала, так сбежала. Нечего рыдать по этому поводу. Догонять её тоже не будем. Сейчас возвращаемся домой, отдыхаем. А вот завтра наведаемся в пятихатку. Прямо к ней в гости.

— А я думаю, мы её в пятихатке не найдём, — возразил Енох.

— Вот завтра и убедимся, — отмахнулся я и первым пошел седлать лошадь.

Мы выехали на лесную дорогу, которая вела от Хохотуя прямо в Хлябов. Запах гари постепенно уменьшался, хотя порывы ветра усилились и периодически швыряли нам в лица вонь от пожарища.

— Ну и провонялись же мы, — раздраженно проворчал Моня, кутаясь в свой кургузый полупердончик.

И тут внезапно грянул гром и небо потемнело, обильно пролившись дождем. Мы пришпорили лошадей и понеслись в сторону города. И хоть дорога не отняла у нас много времени, но вымокли все до нитки. А Моня-Зубатов так вообще начал хлюпать носом и совсем расклеился.

Поэтому, когда показался дом, где жили агитбригадовцы — все вздохнули с облегчением. В здание мы ворвались под стеной воды.

Моня ныл, что простудился, и сразу ушел к себе (в смысле на квартиру Зубатова), в результате мне одному пришлось распрягать и вытирать лошадей. Когда я, наконец, вошел в дом, то наткнулся на Люсю, которая спускалась по лестнице. Губы её распухли:

— Ты бы помылся, что ли, — осуждающе покачала она головой, — выглядишь, как чучело. И несет от тебя, Капустин. Совсем от рук отбился. Надо тебя на следующем собрании пропесочить. Чтоб знал!

— Ты бы за собой лучше следила, Люся, — в тон ей ответил я, — а то смотри, чтобы на следующем собрании тебя не пропесочили!

— Меня? За что? — подбоченясь, усмехнулась Люся.

— За шашни в рабочее время! — огрызнулся я и вошел в комнату.

Люся что-то там ещё возмущалась, но я захлопнул дверь. В комнате я сразу же устало рухнул на кровать.

— Хоть бы разделся сперва, — недовольно проворчал Енох, — Моня тоже говорил, что вы провонялись на пожарище. И Люся эта. А постель, между прочим, чистая.

— Отстань, Енох, — вяло отмахнулся я. Голова после этого «приключения» продолжала болеть. Надо будет сходить в местную больничку, вдруг там сильное ранение, кровь-то присохла, а то голову помою и обратно кровотечение начнётся. А, может, там вообще нужно швы наложить.

— Посмотри на дощечку, — раздался глухой голос Епифана из куклы.

— Генка, смотри, дощечка! — одновременно с Епифаном крикнул Енох, когда я уже начал проваливаться в сон.

— Что за дощечка? — равнодушно пробормотал я, не открывая глаз.

— От Мими! — сообщил донельзя удивлённый Енох. — Нацарапала послание тебе.

— От Мими? — сон моментально пропал, а я аж подскочил на кровати. — Она что, писать умеет?

— Получается умеет, — сказал Енох и поторопил меня, — давай читай! Что там у неё случилось?

— Сейчас! — я подскочил с кровати и бросился в тот угол, где обычно любила играть Мими. Сейчас там ни куклы, ни самой Мими, не было, зато лежала небольшая дощечка.

Я схватил её. На потемневшей поверхности было криво накарябано:

«ХоХоту».

— Офонареть! — я где стоял, там и сел.

— Что там? — поинтересовался Епифан из куклы.

— Не твоё дело, — огрызнулся Енох, — сиди там и помалкивай. А то Генка сейчас мигом тебя упокоит! Не говори ему, Генка!

— Епифан, — проигнорировал угрозы Еноха я, — а давно Мими приходила?