— Я это так не оставлю, — зло прошипел он. Крыть ему было явно нечем.
— Всегда рад помочь товарищу, — бодро отсалютовал я, — Если ещё нужно будет принести какой реквизит, или отнести — обращайся, товарищ! Одну же работу делаем!
Зубатов зашипел что-то ругательное, а я отправился искать сперва Нюрку.
Нюрка нашлась на заднем дворике. Вместе с Люсей Пересветовой они выполняли танцевальный номер, который состоял из частых подпрыгивающих элементов с высоким поднятием коленок. На Люсины коленки, обтянутые трикотажными рейтузами, я аж залюбовался. Зёзик лихо аккомпанировал им на скрипке что-то дробно-цыганское.
— Чего тебе, мальчик? — спросила Нюра, когда они закончили танец и остановились отдышаться.
— Я насчёт обеда, — сказал я.
— Что? — вытерла пот со лба Нюра.
— Товарищ Гудков сказал, что ты дежурная и к тебе нужно обращаться насчёт обеда, — повторил я, — хотя скоро уже ужин.
— Я разве? — растерянно переглянулась Нюра с Люсей.
— Ну да, — задумчиво попыталась вспомнить Люся, обмахивая раскрасневшееся лицо платочком, — Клава же позавчера дежурила… вроде.
— Так будут меня кормить или нет? — я уже начал терять терпение от такого форменного бардака.
— Тебя ведь Гена зовут, да? — вспомнила Нюра, — ты видишь, мы сейчас репетируем, нам некогда, мы и так Зёзика еле уговорили, а ему же ещё свой номер репетировать. Ты подожди, мы закончим и потом тебя покормим.
— Да? — не повёлся я, — а долго ждать? И чем вы меня кормить будете? А вы-то сами что-то едите?
— Мы только утром пьем кофий и можем что-то днём перехватить, — пожала плечами Люся. — Нам же нельзя вес набирать. Но ты не беспокойся, у нас остался вчерашний кулеш, так что покормим. Приходи часа через полтора. А ужинами нас всегда в селе кормят, после представления.
Я хмыкнул и покинул негостеприимный дворик. Судя по звукам скрипки девушки продолжили репетировать.
Я умостился в тени от плетня, вытащил из кармана краюху хлеба и демонстративно принялся жевать чуть подсохшую уже безвкусную горбушку.
— Ты что это жрешь? — не заставил себя ждать обозлённый окрик Зубатова.
Я не ответил и продолжил молча грызть кусок хлеба.
Зубатов подлетел ко мне и выхватил из рук хлеб.
— Что, у сироты последний кусок хлеба отобрал и рад? — громко сказал я, поднимаясь, и с горечью добавил, — борцы за идеалы, мать вашу…
— Ты что творишь, Зубатов? — раздался мужской голос.
Я повернул голову — это был тот блондинистый франт, Гришка Караулов, которого обозвали «Фавном». Во дворе собралось большинство, кроме Люси, Нюры и Зёзика, которые яростно репетировали во внутреннем дворике.
— Он все мои продукты спёр! — возмутился Зубатов.
— Врёшь! — ответил я, — ты на меня взъелся, как только я пришел, и придираешься теперь постоянно. То, как прислугу меня гоняешь, то Гудкову бегаешь жаловаться, теперь вон последний кусок хлеба отобрал. Ну да, коли сила есть, то и сироту ограбить труд не великий… комсомолец, мля…
— Что ты сказал⁈ — психанул Зубатов.
— Отдай ему хлеб, — тихо и угрожающе сказал второй мужчина, который подошел и тоже всё слышал. Так как его со мной не знакомили, значит, это был силач Жоржик Бобрович.
— На, подавись! — фыркнул Зубатов и швырнул мне огрызок.
Кусок упал на траву.
— Мда, — покачал я головой.
— Это ты у Виктора хлеб забрал? — спросил Жоржик меня.
— Нет, это нам в школькой столовой давали, я с собой кусок прихватил, как знал, что тут кормить не будут. Хотите?
Я поднял огрызок и с наивным видом протянул Жоржику.
— Да нет, не хочу, сам доедай, — потрепал меня по заросшей голове силач. — А если этот хмырь тебя ещё задирать будет — смело говори мне. Разберусь.
— Спасибо! — от души поблагодарил я.
Не то, чтобы я опасался этого придурка, но всё-таки лучше, когда в коллективе есть не только одни враги.
Вторым приятным моментом стало то, что Клара Колодная тоже всё слышала и, когда я пришел к ней помогать с декорациями, тихо сказала:
— Ты, Гена, не думай, Виктор, в целом, неплохой человек. И хороший комсомолец. А то, что характер у него такой, ну так понимаешь, у таких красивых людей всегда сложный характер.
И тихо вздохнула, покраснев.
И я понял, что Клара Колодная отчаянно и безнадёжно влюблена в Виктора Зубатова.
Так вот, приятным моментом стало то, что Клара Генку почти не гоняла, жалела. Причём настолько, что я, видя, как она своими хрупкими ручонками таскает и переворачивает тяжелые фанерные декорации, сам, добровольно бежал и помогал ей.
Вечером же произошло целых два неприятных события. Одно из них касалось непосредственно меня, второе — всю агитбригаду, а, значит, и меня тоже.
Но здесь лучше по порядку.
Вечернее агитпредставление оказалось сорвано. Нет, мы подготовились, как и полагается, артисты отрепетировали, мы с Жоржиком перетаскали декорации, и я помог Кларе установить их на отведённой сельсоветом для представления площадке.
И вот, в десять часов вечера (после вечерней дойки) представление началось.
Поначалу всё шло хорошо, особенно когда Зёзик заиграл на скрипке и запел разухабистые частушки: