агланолн

Криброк моргнул. Это значило, что он входит в начальную фазу сверхускорения. Но Вадим оказался быстрее. Он сделал все так, как научил Харт. Первую точку Расин поставил на стеле, вторую в нескольких долях миллисекунды от нее (расстояние было эквивалентно нескольким сотням физических километров). Подразумевалось, что стела – центр окружности, а линия между двумя точками – радиус и ось вращения. Оставалось раскрутить линию против часовой стрелки и метнуться к стеле. Накручивая на себя рулон, радиус мгновенно описал круг и вскрыл пространство, как консервную банку. Площадь Суда с примыкающим плато рухнула в бездну ледяного сердца, а стела удерживалась ещё мгновение в пустоте.

Доэ по-прежнему была в том двухмерном состоянии, которым её наградил Вадим. Ледорубы распяли её на трех гранях стелы. Несмотря на то, что час казни не наступил, каждая из граней начала приспосабливаться к телу Доэ и готовилась исполнить свою функцию. Облетев стелу, Расин нашел край безвременной сети, в который была заключена девушка. Схватившись за него, Вадим сдернул ткань «треугольника», как фокусник смахивает покрывало со своего волшебного ящика.

Вадим все ещё был в своем костюме. В пиджаке имелся внутренний кармашек. Свернув Доэ, он упрятал её туда.

Одно дело мчаться со скоростью света по прямой (или, пусть даже, по синусоиде), а другое – выполнять сложные действия. Надо сказать, силы при таком напряжении теряются быстро. Расин почувствовал, что устает. Пришлось сбавить скорость.

Вадим почувствовал мучительную раздвоенность: одна его часть желала немедленно освободить Доэ, другая боялась этого: он не был готов к разговору. Так он и летел, бережно прижимая девушку к себе и придумывая первую фразу.

Харт ожидал сразу за пределом сигнального уровня. Он парил в пространстве, скрестив руки на груди, и задумчиво улыбался.

– Тебя выследили, – сообщил он.

В тот же миг в окружении Вадима исчезло время. Расин с этим справился и преодолел оставшиеся несколько шагов пространства уже в безвременьи. Но тут случилось другое, с чем он уже не мог совладать: пропало пространство, а с ним и реальность.

Вадим увяз на меже безвременно-беспространственного пласта и обычной среды Глубины. Состояние напоминало то, в котором он уже бывал, когда оказался в васте сознания. Такое же нарастающее бессилие. Хотя, нет: все значительно серьезнее. Похоже, внезапно наступило мгновение перехода в смерть – остановившееся во времени.

– Доэ!

…………………………………………………………………………………………..

Доэ неожиданно очнулась.

Словно смутный сон, в её воспоминании пронесся полет по вселенной, неудачный побег и провал в двухмерное пространство.

Потом была ледяная стела где-то в горах, снежные звери повсюду, скованность мышления (будто мысли превратились в лед) и предчувствие чего-то очень плохого.

(Когда-то в детстве с ней уже происходило подобное. Её изловили оранжевые карлики в другом конце вселенной, и ей насилу удалось бежать.)

Вдруг время двинулось дальше, хоть, кажется, пространство по-прежнему осталось двухмерным.

Темно. Движение возможно в единственной, очень искривленной плоскости. Мир ограничен, но даже и этого малого пространства ей хватит, чтобы воспользоваться старым, знакомым с детства трюком: сбежать по прямой.

Плоскость соткана из световых лучей. Доэ отделяет одну из нитей от общей ткани и делает взмах в пустоту.

Вот так, лети, лучик, отыщи дорогу.

……………………………………………………………………………………………..

– Вадим!

Он открывает глаза.

– Тебя дедушка Харт вытащил! – кричит Доэ. – Говорит: ты молодец, что не выпустил меня из сетки, когда сюда летел. А то бы мы ни за что не выбрались. Короче, получается, там, в сетке, я была в безвременье, а потом вместе с тобой опять попала в безвременье, и те два безвременья – они как бы сложились вместе, и снова получилось время, но я ничего в этом не смыслю. Зато мне удалось уйти по ниточке – прямо в руки к дедушке Харту, а он-то уже и тебя вытянул… Кстати, а я-то как в сетке оказалась? – Доэ щурится, внимательно всматриваясь Вадиму в брови, и вдруг в её глазах вспыхивает огонь: – Правда?! Правда?! Ты мерзавец!

В эту минуту она очень похожа на ту Доэ, с которой он познакомился в Трифаре. Не хочется спорить. Какие могут быть слова, чтобы оправдать предательство?

Доэ в ярости. Опять смотрит куда-то в область бровей. За её спиной прокашливается Харт, напоминает о себе.