агланолн

– Приступим к разбору полетов, – то ли спросил, то ли предложил Крапс.

Раздался хлопок, и все вокруг стало синим. Предметы, которые были в помещении, исчезли.

– Не переживай, мы в шаре, – сказал Крапс.

Расин огляделся. Стенки – что-то вроде керамики, покрытой гладкой эмалью. Чтобы удостовериться в реальности, он протянул руку, но стенка отдалилась. Он сделал шаг вперед, пытаясь дотянуться, и тут заметил, что сбоку кто-то стоит.

– Стенка призрачна, хомо, – сказал этот кто-то. – Не тянись к ней. Если хочешь, приблизь её к себе иным способом.

Расин повернулся.

Кробиорус был совсем старик, в отличие от Крапса.

– Все призрачно, – сказал Кробиорус. Он отвел руку, согнул кисть, растопырил пальцы. Стенка шара в мгновение ока прилипла к его ладони.

– Фокус! – сказал Кробиорус.

Тут же невидимая сила унесла его в сторону и, прокатив на карусели вокруг Вадима, поставила плечом к плечу рядом с Крапсом, словно для сравнения.

Они были разными. Оба сильно не походили на людей.

Крапс имел коренастую фигуру и грушевидную голову, сужающуюся кверху. Глаза маленькие, красноватые, искусственные. Улыбка, преувеличенная во всех смыслах. Ни дать, ни взять макет из аптеки в отделе зубных паст.

Кробиорус напоминал старца из народных былин. Длинные седые волосы, усы, борода. Тесемка на голове. Восковое лицо. Ему бы ещё гусли в руки! Его глаза, в противоположность глазам Крапса, были огромны и мутны, как осенние лужи.

– Гений-самородок? – спросил Крапс у Кробиоруса, кивнув головой на Расина.

– Обыкновенный хомун, – ответил старик.

Глава 26

Эти двое были счастливчиками. На них не лежала тяжесть ответственности, как на Балмаре. Им не приходилось думать ни о повышении в должности, ни об утрате места работы. Крапс и Кробиорус искони числились в Кантарате по безвременному контракту, и оба работали ещё при Стаброке. Жизнерадостный Крапс возглавлял отдел пространства, задумчивый Кробиорус – отдел времени.

– Обыкновенный? – переспросил Крапс.

– Самый обыкновенный, – подтвердил Кробиорус. – Таких около шести с половиной миллиардов.

Первое, что тут же было растолковано Расину: его силы вовсе не безграничны. В настоящую минуту он чувствует себя довольно бодро лишь потому, что энергополе Пустыни питает его силой по широкому каналу Балмара и множеству канальцев хомунов, которые с изумлением следят за его шагами по «Новостям Службы».

– По пустякам не траться, – посоветовал Крапс.

– Неделю будешь заниматься здесь, – сказал Кробиорус. – Потом перейдешь ко мне, в лабораторию времени.

Старец похлопал своими мутными глазами и исчез, оставив Вадима наедине с Крапсом.

– Учти, – сразу сказал Крапс. – Все, что я тебе сейчас скажу – сплошная крамола. Если до Балмара хоть слово долетит, он будет вне себя от ярости. Поэтому все должно остаться между нами.

У Расина мелькнула надежда, что сейчас обучение может перейти на новый уровень.

– Я перестал предугадывать, когда вошел в здание, – сказал он. – Почему это случилось?

– Предугадывать будущее? – обрадовался Крапс. – Значит, и это ты уже умеешь… Видишь ли… В моем крыле время узко. Курсанты не могут обойтись совсем без него, а то здесь было бы сплошное сейчас, и все движения случались бы в нуле. Но тебе придется и такое освоить. Собственно, это и будет твоя практика: движение вне времени. В моей лаборатории есть особая камера, где времени нет. В ней ты и проведешь свою неделю. Но предупреждаю: будет трудно.

Хлопок. Крапс и Расин сидят за круглым столом.

– Итак, немного теории, – говорит Крапс. – Ты обратил внимание: для ребят я невидим. Вместо меня в лаборатории стоят объемные фигуры. Как правило, я для них – черный куб… Здравствуйте, господин Крапс! Понимаешь? Я – абстракция. Думаешь, только курсанты меня не видят? Ха-ха! Даже опытным кашатерам это не под силу. А почему? Неужели хомуны такие отсталые? Нет. Просто их не учат этому!

Крапс сделал быстрый жест рукой, и расстояние между ним и Расиным сократилось вдвое.

– Основная часть работников – пограничники, – сказал он. – Тех, кто закончил учиться, отправляют на базы. Базы есть по всему берегу – аж до сумеречной зоны. Был на берегу?

– Был.

– Берег Пустыни – сплошная цепь звезд. Тех звезд, что составляют семьсот двенадцать туманностей Хомофара. Тут со звезды на звезду пешком можно добраться.

– А зачем пограничники? – спросил Расин.

– Они думают, что их задача – защищать земли отцов. Мы их этому учим. Будто антиподы – ну, вроде нас с Кробиорусом – когда-нибудь возьмут да и двинут на них со стороны вселенной. Мы внушаем хомунам, что эти самые антиподы смотрят на них с противоположного берега через прицел воронок.

– Холодная война?

– Чушь! Воронки всех армий на самом деле направлены не на врага, а на земли отцов. На города, в которых выросли пограничники. Вся армия пустыни стоит на защите вселенной от нашествия беженцев со стороны оболочки.

– Вы сказали: воронка. Это что-то вроде черной дыры?

– Может быть. Однонаправленные воронки – обычное оружие двенадцати фаров.

– Значит, армии стоят лицом к отечеству и спиной к противнику? Но почему?

– Чтобы жизнь не проникла в Глубину Мегафара.