Агнесса среди волков

Марк был в превосходном настроении. Я уже и вспомнить не могла, когда он был таким остроумным и красноречивым. С каким блеском он рассказывал мне истории из жизни партийных бонз! Как я хохотала, когда он поведал, как в Аргентину привезли деньги и бумагу на печатание Манифеста коммунистической партии! С каким восторгом встречали визитеров из Москвы местные коммунисты и как быстро они прокутили зелененькие, предназначенные для публикации бессмертного произведения Маркса и Энгельса! Всего должны были напечатать миллион экземпляров этого самого манифеста; естественно, бумагу немедленно загнали, после чего у некоторых деятелей международного коммунистического движения выросли особняки в окрестностях Буэнос-Айреса. Далее отрапортовали в Москву с победном шествии классиков марксизма-ленинизма по планете и даже издали несколько тысяч экземпляров книги, чтобы показать товар лицом. Я смеялась, как сумасшедшая, хотя на самом деле было грустно — подумать только, это те деньги, которые мне недоплачивали, пока я горбатилась на государственной службе!

Мы говорили, мы смеялись, мы пили «Чинзано», а тем временем воздух в комнате, казалось, загустел от излучаемых нами флюидов. Становилось душно, хотя форточка была открыта. Марк расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. На мне было закрытое темно-красное платье без пуговиц, я не могла его расстегнуть, поэтому я сняла с себя часы и браслет. Мне захотелось забраться на диван с ногами, и тут я почувствовала, как мне мешают сапожки — когда я вошла, у меня не было времени и желания их снять. Тем более, что мои ноги хорошо в них смотрелись и подъем казался особенно изящным.

Очевидно, телепатия все-таки существует, потому что в этот момент Марк тоже обратил внимание на мои сапожки. Он отодвинул столик, благо он был на колесиках, и опустился передо мной на колени, Взяв в руки мою левую ногу, он медленно и осторожно принялся расшнуровывать сапог. Мне казалось, что я чувствую жар его ладоней, хотя он и не дотрагивался до моей кожи. Наконец он снял сапог и принялся целовать мою ногу прямо через тонкий капрон.

Марк никуда не торопился: казалось, он увлекся пальчиками стопы, но одна его рука тем не менее незаметно скользнула вверх по внутренней стороне бедра. Я почувствовала, как от его прикосновений меня будто пронизывает электричеством, и поджала освобожденную от сапожка ногу под себя, протянув Марку правую; ему ничего не оставалось, как заняться ею.

На лице его появилась самодовольная улыбочка: терпеливо расшнуровывая на мне высокий ботинок, он заметил:

— Все-таки это варварство — столько крючков!

— Может быть, это специально: последнее и решающее испытание для рыцаря, завоевывающего прекрасную даму. — Мои жалкие потуги сохранить хладнокровие блистательно провалились. Я вся дрожала; совсем некстати на ум мне пришел анекдот про чукчу, которого спрашивают, что он обычно делает после того, как переспит с женой, на что он отвечает: «Снимаю лыжи».

— Кажется, в данном случае это испытание больше для прекрасной дамы, чем для рыцаря. — Марк дразнил меня, дразнил и своим ироническим тоном, и понимающим взглядом чувственно прищуренных глаз, и чересчур дерзкими пальцами, которые успели забраться в такие места, до которых путь от моих щиколоток и стоп должен быть более долгим — и в пространстве, и во времени.

Да, сегодня он не торопился, он наслаждался моим нетерпением, он утверждал себя, он давал мне почувствовать, что именно он хозяин и моего тела, и моих чувств. Впрочем, насчет чувств не уверена — пока он занимался бренной телесной оболочкой моей бессмертной души, и очень успешно. Так успешно, что в тот вечер я уже ни о чем не могла думать — мои высшие психические функции начисто отключились, я просто жила в волшебном мире чувственных ощущений, как будто провалилась в четвертое измерение, где нет ни времени, ни пространства, только бесконечное наслаждение. Правда, иногда Марк возвращал меня на землю, но ненадолго — только для того, чтобы сменить позу или убедиться, что я еще здесь, а не где-нибудь на небесах.

Не уверена, что Марку той ночью было также хорошо, как мне. Мне кажется, он поставил себе такую задачу — всеми возможными способами вернуть меня себе, подчинить себе мое тело, и, следовательно, душу тоже. Конечно, он вместе со мной взлетал до звезд, но его космолетом управлял абсолютно трезвый пилот. Он не просто дирижировал любовной игрой, но и занимался особо моим телом, забывая порой о себе. Глупо, может быть. От знакомого сексопатолога я слышала, что в физической любви не стоит слишком много думать о том, что доставляет удовольствие партнеру, это убивает наслаждение — если хорошо тебе, то хорошо и ему. Наверное, это правильно, если люди просто спариваются. Но если они занимаются любовью, это не так. И, подчиняясь его ласковым рукам, его губам, его нежному шепоту, поднимаясь раз за разом на пик оргастической радости, интенсивной до муки, я чувствовала, что он хочет снова стать моим властелином, моим господином, моим единственным мужчиной.