Далась им эта шизофрения! Если в человеке что-то непонятно, можно попытаться разобраться, поставить себя на его место, взглянуть на мир его глазами, а можно поступить проще: сразу поставить диагноз. Шизофрения, и точка.
Впрочем, я догадывалась, почему Вадим хочет видеть в Виолетте сумасшедшую. А сама Виолетта, не подозревавшая о нашем разговоре, в это время наслаждалась жизнью — если человек в том состоянии, в каком была она в тот момент, в состоянии чем-то наслаждаться.
Она завела моду посещать всех целителей, которые снимали помещение в этом крыле здания, по очереди. Сначала она была у ясновидящей, некой Риммы Петровны Субариной, которая называла себя ясновидящей мирового класса и принимала по вторникам и средам с двенадцати до пяти с перерывом на обед.
Эта Римма Петровна оказалась дамой — а скорее сказать, бабой — неопределенного возраста с ярко-рыжими от хны волосами. Я как-то видела ее в коридоре: обычная раздобревшая русская баба с очень полными икрами, на которых лопались модные узкие сапожки из настоящей кожи, по виду парикмахерша или продавщица (как выяснилось, в прежней жизни, пока в ней не открылся дар, она стояла за прилавком). Надо сказать, что с самого начала даже Виолетта отнеслась к ней несерьезно, поскольку заранее прочла ее листовку-объявление, в которой говорилось, что эта женщина может:
«— путешествовать во времени и пространстве нашей вселенной, получая ответы на любые вопросы;
— заочно ставить точный диагноз и открывать людям методы лечения СПИДа, рака, бесплодия и других болезней практически без лекарств;
— просмотреть Вашу судьбу, судьбу Ваших близких и предупредить о возможных кражах имущества, травмах, несчастном замужестве, о грозящей беде, скорректировать на удачу».
Впрочем, мне Виолетта протянула этот листок, давясь от смеха, уже после визита. Прочитав его, я спросила:
— Ну как? Скорректировали тебя на удачу?
— Да, и еще как! Теперь мой возлюбленный в далеком краю будет без меня сохнуть и помчится ко мне в Москву со всех ног. Правда, насчет транспорта она не уточнила — может, на оленьей упряжке, а может, и самолетом.
— Вот уж не знала, что у тебя есть возлюбленный «там, в краю далеком».
— Да я и сама не знала, пока она мне не сказала. Я решила, раз она все видит и все знает, то должна знать, что меня мучает. Поэтому, когда я к ней вошла — а я записалась на прием позавчера, когда мы были у Вадима, — и она спросила, чего я от нее хочу, то я ответила: «У меня проблема, а какая, вы наверняка знаете». Тогда она бросила взгляд на мое обручальное кольцо, — тут Виолетта покрутила на пальце колечко, украшенное бриллиантами, — и сказала: «Знаю, ты живешь за мужем, которого не любишь, а где-то далеко живет парень, о котором все твои мысли». Я не возражала, и она сказала, что должна посоветоваться со своим астральным телом. Тут было самое интересное: Римма занавесила окно, отошла к столику в углу — представляешь, у нее стоит столик-о-трех-ножках, весь из себя резной, — зажгла свечки и какой-то порошок в курильнице. Запах у него был, прямо сказать, удушливый, зато дым поднимался очень красивый, какой-то фиолетовый — как в школе на уроке химии. На этом столике у нее стоял то ли магический шар, то ли магический кристалл — ну совсем как внизу в магазине, и она смотрела на него и что-то шептала, какие-то заклинания, наверное. В общем, все было как в плохом фильме. А потом она повернулась ко мне и заявила, что она его видела и теперь он стремится ко мне, потому как она его скорректировала.
— За хорошие деньги скорректировала?
— Да, за хорошие. А вообще-то она классом пониже, чем Лола. Видно, что образования у нее никакого, и стихи она небось не пишет. И говор у нее простонародный — «положь деньги сюда, девонька».
— Наверное, у нее хороший секретарь — в ее рекламке нет грамматических ошибок. А вообще-то, прочитав эту чушь насчет лекарства от СПИДа и вообще от всех болезней, я вспомнила одну мороженщицу со Смоленской площади. Она свихнулась и написала трактат о гриппе, о том, что у микроба гриппа есть зуб и он этим зубом вгрызается в человеческое тело, а она придумала способ, как его выгрызть обратно. С этим трактатом она пришла в Первый мединститут, а там ей посоветовали обратиться в организацию, где именно этим занимаются, и дали адрес. Так она своим ходом притопала в Кащенко, и ее тут же положили в отделение для буйных — она была тогда в мании. Нам ее показывали на лекции для студентов психфака. Она все еще пребывала в убеждении, что ученые там проверяли ее гениальную теорию, чтобы подтвердить ее правильность.
— Не думаю, что Римма Петровна — сумасшедшая. А впрочем, кто ее знает… Но в одном, мне кажется, она была права — она сказала, что мне грозит опасность, и если я переживу эту неделю, то буду жить долго.
Я не стада с ней спорить — ее невозможно было переубедить, что убийцы охотятся за мной, а не за ней.