Агнец Божий

      Благословляя Крестом все четыре стороны света, Восточная Церковь хочет сказать, что Крест есть символ всеобщего спасения – не только человека, но и всего тварного мира. «Четвероконечный мир днесь освящается»[124] – поют на утрени византийской литургии в день празднования Воздвижения Честного Креста Господня. Крест как «животворящее древо» «от земных незаходимых недр происходит», «он извествует воскресение» и «им же вси к Богу привлекохомся»; Крест, вознесенный руками священника, «Того на небеса возвещает возношение» и «имже наше смешение, от еже на землю падения, на небесех жительствует».[125] Следовательно, освящается не только душа, но и материал. Крест есть «вселенныя утверждение» и «на нем же содела спасение превечный Царь посреди земли», сегодня возносимый Крест «освящает мира концы» (лития)[126]: «Крест, хранитель всея вселенныя».[127] Вот почему Крест в Восточной Церкви имеет не только моральное, но и космологическое значение: Он значительно больше, нежели только психологическое указание: Крест есть основа преображения вселенной. Он достигает даже до самых глубин материала. Это и выражается в благословлении Крестом четырех сторон света. В празднике Крестовоздвижения действительно раскрываются подлинные переживания Креста Господня Восточной Церковью. Эти переживания удивительно глубоки и разнообразны, и наполнены они не только одним состраданием, ибо значение Креста здесь переносится на весь космос. Так разве можно говорить о второстепенности Креста в Восточной Церкви?!

      И посему: это возвеличивание Креста, его соединение с космосом, постановление его в центр вселенной настолько тесно связано с воскресением, что почитание Креста в Восточной Церкви приобретает не только торжественный, но вместе и радостный характер. Разве не своеобычно, что Восточная Церковь поет «Аллилуйя» не только в день Крестовоздвижения, но и в Великую Пятницу, что нам, западным христианам, представляется огромным недоразумением. Однако, если мы вспомним, что означает слово «Аллилуйя», тогда наш безмолвный упрек в адрес Восточной Церкви сразу же исчезнет, а её литургическая практика раскроет перед нами весь свой глубокий смысл. «Аллилуйя» есть возглас радости. Однако в литургии этот возглас означает не какую-то преходящую земную радость, а то благодатное состояние, которое возникло у всего тварного мира после воскресения Христа и восхождения Его на небеса. Св. ап. Иоанн Богослов, описывая в своих видениях окончательнуюпобеду Агнца в борьбе «с великой любодейцей», постоянно повторяет слово «Аллилуйя» как выражение того, что «воцарился Господь Бог Вседержитель» (Откр. 19, 6). «Аллилуйя» звучит на небе «как бы шум вод многих и как бы голос громов сильных» (19, 6), оно звучит как голос «многочисленного народа» (19, 1). «Аллилуйя» восклицают и «двадцать четыре старца и четыре животных», которые «пали и поклонились Богу, сидящему на престоле» (19, 4). Весь тварный мир поет «Аллилуйя», ибо победа Христа перенесла его в преображенное состояние, свободное от всякого зла. Правда, пока мы живем на земле, зло угрожает нам и часто нас настигает. Однако это нечто совсем другое, нежели то, что было в жизни до Христа. Своим воскресением Христос преодолел смерть – это величайшее из всех зол зло и поэтому жизнь после Христа уже не есть жалоба, но в существе своем – радость. Теперь, когда мы умираем, мы уже знаем, что умираем для того, чтобы воскреснуть и войти в благодатное состояние, выражением которого и является это небесное «Аллилуйя» Апокалипсиса.

      Поэтому в своей литургии Восточная Церковь никогда не перестает петь Аллилуйя. Ведь литургия есть не что иное, как символическое выражение этого благодатного состояния, как празднование превечной победы Христа. Поэтому и «Аллилуйя», как возглас радости, вызванный этой победой, должно звучать постоянно: и в день Крестовоздвижения, и в Великую Пятницу, ибо крест и смерть после Христа окутаны уже не печалью, но радостью. Когда Восточная Церковь поет «Аллилуйя» в день смерти Христа, она возможно наиболее впечатляюще показывает, насколько тесно она связывет смерть с воскресением и наскольно сильно она переживает Крест в свете превечной его славы. Католическая Церковь не поет Аллилуйя от старой Масленицы (septuagesima) до ночи Великой Субботы: в то время, когда мы особенно часто вспоминаем страдание и смерть Христа, вроде бы и не годится петь гимн радости. Психологически это правильно. Однако устранение «Аллилуйя», как выражения радости, из Богослужения Западной Церкви показывает, что в её переживании страдание и смерть отделены от воскресения и славы; что в её богопочитании имеются моменты, которые как бы теряют связь с целым, и где одно начало (печаль в Великую Пятницу, радость в Светлое Пасхальное Воскресенье) заглушает другое начало. В Восточной Церкви такого заглушения нет: «Аллилуйя» здесь никогда не умолкает, ибо в своем переживании страдания и смерти она никогда не забывает о Воскресении и вечной славе.