Агнец или Растительная овца

Но стоило ему отойти, как новый яд сочился в голову, струи заливали лицо, протискиваясь через лоб. Может, это пот? – пытался он утешать, но это был не пот, это были мысли, отрава, гадина, закрытая в его голове. Отстать от меня, уходи, уходи! – он скрябал руками и что-то пытался отряхнуть, но этот яд… Он разворачивал руки, и они болтались длиннющими шлангами у него из плеч, и можно было достать кота, сидящего поперек трубы, или поперек горла, или можно было стать бизнесменом или достать кота… Энт сжимался от нового приступа. Стереотипные мысли, истины прогнившие ломились в его мозг, и весь этот яд коллективного мышления – это нападало изнутри, и что бы ни делал, они снова являлись, отравляя его существование.

Больше уже не мог выносить – прямое подкатывало. Он шел, и какой-то человек с зеленой головой, у него вместо волос были водоросли, более иодовитые, полезные мысли, не полезные можно не думать – только те, что хорошо усваиваются, и Энт смеялся над его изобретением, пока не понял, что это не водоросли, это нервы, он просто вывернул себя – этот человек, и Энт тоже попытался вывернуться, но стало так больно: как яд попал на слизистую оболочку, и заболели глаза, отравились глаза, заболели гланды, и даже язык, как животное, получил свою порцию отравы и издох.

На подламывающихся ногах Энт шел, доверяя чувствительности своих подошв, и наличное бытие поднималось и тыкало в него указательным жестом, показывало вот оно, нутро, вот оно, живи нутром, достань его, как тыльное вековое, такое бесстрашное – греет, греет. Услышав это, он останавливался и опускал голову в смирении, надеясь рассмотреть внутреннее содержание, но вокруг сразу же люди появлялись обезличенные как темные комнаты без пространства, и они наступали так поживи, поживи, стискивали своей темнотой, и яды только усиливались внутри. Надо было сражаться, а они подходили и отдавали свои головы.

Это не то, не то… Так он растолкал их и пошел в злобный бар, налился там собственной кровью. А когда вышел, это было хуже, чем раньше, и слезоточивый воздух укутал горло, было так нестерпимо жить. Он смотрел на людей, и все не мог разобрать, знают ли они про ядовитые мысли? И он всматривался в них, делил их на людей, отрезал от целого куска по определенной форме. Вот человек, и он трясется – оболочка, оболочка трясется, отваливается и подпереть бы с различных сторон. Простите, а вы мыслите ядом? – Вы мыслите ядом? Но только отворачивались, пряча очевидный ответ. Мир – это кожа, люди – это кожа, и только огромные иглы, через которые вливают обезболивающее. Мы все болеем, но, может быть, заживем, может быть, заживем – бормотал он, встряхивая стены домов, переставляя местами, какие-то стены – пытался разобраться в фундаменте жизни.

А может, это вообще в окружающей среде, может, это явление? И он припал головой к земле, а там тоже был яд – все пропиталось ядом, и это был трупный яд. Требовалось повторное воскрешение, какая-то истина, и вот бы вытащить изнутри самого себя. И Энт сжимал свое лицо, он морщился, он бежал, он бодрствовал, он маячил, он прижимался к стене, он играл на игре, он верил в бога, он игнорировал время, он чего только не делал, чтобы вынуть свой ум из всеобщего ума, но ум оставался на месте, и только краешек удалось отщипнуть. Он посмотрел из этого краешка и что-то увидел такое… Я же хожу, меня не носят, я дышу, а не мной дышат, значит, и яд я допускаю сам.

Он вернулся домой и нарисовал круг на стене, маленький круг: отсюда я буду думать. Так он про него решил, и начал думать из этого круга, оценивая какое-то явление, отвечая на вопрос, делая выбор, он думал из этого круга, нарисованного на стене, как пропускал как через фильтр, и яд оседал на стене, не проникая к нему в голову. Неужели так просто? спрашивал он себя и стремился понять, что же такое кружок, и каким это словом зацепить – космос, космос, вы видите, но словом не цеплялось, и он почти успокоился, жил из этого кружка, и все стояло на своих местах, никто не отравлял ему мысли, ничто не отравляло.

И только последний вопрос, хрупкий такой, тоненький и как бы подступиться, как бы вызнать, чтобы не развалилась конструкция. Он тихо подошел к этой стене, и никакой ситуации не было – просто посмотрел на кружок, потом сильнее и сильней, и в конечном итоге ответ начал проявляться, как ответ, в его голове, но пока очень нечетко, он сощурился и отошел, чтобы увидеть на расстоянии. И тут громовое вступило в голову – вспомнил, что напоминало: когда-то именно так родился бог, из кружка на стене. Именно так появилась вера.