Агнец или Растительная овца

То, что ты видишь в первую секунду, – это стеклянный молоток, ты смотришь на молоток, пока клерк не выводит тебя из оцепенения, усиливая голос, она усилила голос, и ты переводишь глаза на ее лицо. Это женщина в возрасте с идеально причесанными русыми волосами, очень строгая и красивая, немного лишнего веса, но очень правильная осанка, и она говорит: «У вас есть документы: страховка, водительская лицензия?»,  и ты показываешь свой паспорт, и она пишет внутри бежевой папки, а потом вы встаете, и кто-то берет тебя за руки, и кто-то берет твои пальцы,  ты смотришь на все эти пальцы и с легкостью отличаешь свои – по ногтям. Ты смотришь – такое количество рук, столько рук, столько рук, но голос возвращает тебя, и ты переводишь глаза на пустые глаза этого человека, что стоит прямо напротив. И клерк произносит какую-то речь, у нее в руках красивая книга, и она читает торжественным голосом, а потом вы должны повторять.

Ты повторяешь все то, что она говорит, ты повторяешь не на родном языке… И ты повторяешь, но только не пускай к себе в голову… ты смотришь в глаза этому человеку, и тебя душит неясный рефлекс: тебя тошнит, и ты хочешь смеяться, прямо сейчас, ты хочешь орать и смеяться. Но вместо этого ты покорно выговариваешь слова, и это слова, которые не несут никакого определенного смысла, ты выключила внутренний перевод, ты выключила, ты говоришь не словами, но просто бормочешь, какие-то дикие звуки, и ты давишься смехом – такие забавные звуки, но что-то все-таки прорывается: in sickness and in health, что-то прорывается, и стены плывут – ты чувствуешь, как стоишь внутри морального преступления. Until death do us part. Это значит, что нельзя ничего изменить.

Пространство сужается и отрыгивает финальную строчку, это вопрос, комната говорит страшным голосом, и ты смотришь на свои руки, и ты видишь свои черные руки, ад доходит до самого горла – только бы куда-то исчезнуть прямо сейчас… Твой голос вибрирует и дрожит, и прямо здесь лучше упасть, здесь и сейчас лучше просто раствориться, смешаться с ковром, обратиться в паркет, что-то должно помешать… Но она говорит, женщина-клерк говорит, и ты смотришь наверх, и ты видишь, как огромная страшная кара образуется над головой. И ты говоришь: Yes, I do. Ты говоришь это, сказала… Что-то еще продолжается… Комната замолчи! Ну же, заткнитесь! Теперь поцелуйте друг друга, вы можете друг друга поцеловать… И это чужое лицо подъезжает, ты чувствуешь горячие мокрые губы, и тебе хочется выплюнуть собственный рот, только бы не чувствовать эти губы прямо сейчас, только бы не чувствовать… Но все-таки они здесь.

Преступление продолжается; и теперь все смеются – ты истерически рассмеялась, и другие тоже смеются, женщина-клерк добродушно рычит, тот, что напротив, подпрыгивает голосом, как ишак, будто взволнован, а ты хотела бы принять наказание прямо сейчас, и ты горишь, ты горишь по причине греха и стыда. Смотришь на стеклянный молоток, смотришь на клерка – и видишь их различные природы происхождения…

И ты выходишь на тряпичных ногах, и ты выходишь из нарядного кабинета. Люди набрасываются с поздравлениями, китайцы ликуют, пара из местных, все ликует, а ты не находишь в себе сил даже на то, чтобы ответить кивком, ты не должна принимать поздравлений – это кощунство.

Ты едешь в машине, он улыбается, а ты горишь от ненависти к себе. Ты хотела положить себя в ванну, накормить себя фруктом, ты хотела этой чертовой «нормальной человеческой жизни». Ты говорила: у каждого человека есть право на нормальную жизнь! Ты хотела освободиться – выскочить из судьбы через темную дверь, ты поперла туда, ты полезла как зверь, как садист… Как тебе вернуть чистоту? Ты чувствуешь этот костер – что-то горит изнутри, внутреннее давление взрывает сосуды в глазах, ты чувствует, как лопаются сосуды, ты чувствуешь, как ошибка проходит по крови и выжигает каждую клетку… Ты смотришь как по пальцам продвигается тень – они обуглены, обуглены! Ты видишь, как эта тень ползет все выше и выше…

«Что с тобой? Все хорошо?» – голос откуда-то сбоку. И дальше ты слышишь, как сама говоришь: «Да. Я превращаюсь в жар-птицу». Поворачиваешь голову и рассыпаешься в пепел.

«А вот вы говорите, а ведь все что угодно могло случиться, а ведь все что угодно могло случиться… у него могли в мозгу поломаться какие-то палочки, у него могли поломаться… у него все, что угодно, а вы судите его как здорового – поведение – так он должен вести, а так не должен, а вдруг он болеет, вдруг у него боль, и это не его поведение, прежде чем осуждать – подумайте…»