Агнец на заклание

– Слушай, Трев, имей в виду, – зарокотал Цикада Бейкер, – мне тут копы не нужны, а разгром тем более. Прибавишь мне проблем – я мигом закроюсь. Вот увидишь. Мне не впервой. Спроси хоть у Чудика.

– А что мне было делать – стоять и слушать, как этот педик оскорбляет меня? И терпеть?

– Он выпил лишнего, Трев. Просто оставь его. – Бейкер многозначительно уставился на Филиппа Хьюита и кивнул в сторону двери.

– Не уйду. Я не пьян, – заплетающимся языком выговорил Филипп Хьюит, у которого даже губы почти побелели. Он обвел диким взглядом паб и повысил голос: – А почему молчат остальные? Вы же только и делали, что чесали языками весь прошлый месяц. И прошлую неделю. И даже вчера. А что теперь?

Невыносимо было смотреть, как мужчины переминаются с ноги на ногу, еле заметно отклоняются от него и друг к другу. Мучительно было видеть, как лица превращаются в обожженные солнцем маски – с поджатыми губами, пустыми глазами, призывающими его замолчать.

– Иди домой, Фил, – тихо сказал Цикада Бейкер.

– Во-во, проваливай! – выкрикнула Энни Лэм, сжав кулаки. – Трев дома. Он чист, его оправдали. Навсегда! Так суд постановил!

– А моя сестра мертва. – Голос Филиппа Хьюита дрожал. – Ее больше нет. Из-за него. Потому что она вышла за него замуж. – Он с ненавистью уставился на Тревора Лэма.

Тот улыбнулся.

– До сих пор не можешь смириться с этой мыслью? – вкрадчиво спросил он. – Как и все вы. Беситесь, оттого что ваша драгоценная Дафна так низко пала – спуталась с людьми, которые, если послушать вас, даже лизать ботинки вам недостойны.

– Точно! – поддержала побагровевшая Энни и выступила вперед.

– А она все-таки решилась, – продолжил Лэм. – Сама так хотела. И ей это нравилось. Еще как нравилось, не сомневайся! Как думаешь, откуда взялся ребенок у нее в животе? По-твоему, она была Девой Марией?

Задыхающийся Филипп смотрел на него, словно загипнотизированный этими холодными темными глазами. Лэм снова понизил голос и теперь почти шептал. Но в пабе было так тихо, что этот злобный и язвительный шепот долетал до самых дальних углов зала. Только теперь Берди поняла, насколько он пьян. Тревор принадлежал к людям, способным в огромных количествах употреблять алкоголь без каких-либо явных последствий, поэтому окружающие, такие как Берди, ошибочно считали, будто спиртное на него вообще не действует. Однако все это время, пока он пил стакан за стаканом, путы, сдерживавшие в нем зверя, постепенно ослабевали. И вот теперь, с последним стаканом пива, когда рядом очутилась дрожащая жертва, жесткий самоконтроль, который Берди чувствовала в нем, исчез.

– Твоя семья пыталась уничтожить меня, Хьюит! – зарычал Тревор. – Твой отец-мерзавец. И твоя чокнутая, психованная мать. Потому что считали меня дерьмом. Ну что, съели? И они, и ты, и те, кто жаждал мести, наговаривали на меня копам, а моя расчудесная семейка сидела сложа руки и смотрела, как меня топят!

Он оглянулся через плечо на Энни, Кита и остальных. Его лицо стало непроницаемым, глаза – ледяными.

– Он что, про нас говорит? – прошамкала Энни. – Эй! – Она побагровела от возмущения. – Эй, это он про нас?

Кит прищурился. Морщина между его бровями стала глубже.

– А чего ты хотел от нас, братан? У тебя же был адвокат, разве нет? Это его работа – вытаскивать тебя. А не наша. Он спец.

Тревор оскалился:

– Он был отстой. А тебе только того и надо было, да? – Он скользнул взглядом с брата на Лили Денджер, стоявшую рядом. – Лишь бы отделаться от меня. Чтобы все было по-твоему, а ты стал главным в этом курятнике и я бы тебе не мешал.

– Как ты с родным братом говоришь! – крикнула Энни. – Как тебе не стыдно? И это после всего, что мы для тебя сделали!

– Сделали? И что же ты сделала, мама? Плакалась газетчикам, которые платили за твою выпивку, и осложняла мое положение? Да, это тебе удалось. А еще что? Ты даже не писала мне, ведь так? И навестить меня не приезжала. Ни ты, ни остальные.

У Энни задрожали губы:

– Здоровье у меня уже не то…

– Ага, ври больше. На тебе пахать можно. Просто тебе было безразлично, вот и все. Лишь бы надраться! Какое тебе дело, что родной сын гниет за решеткой.

Тревор отвернулся от нее, и голос его задрожал от злобы и горечи:

– Никто не приезжал. Ни Кит. Ни Чудик. Ни даже Розали. И я знаю почему. Без меня всем стало легче. И все были довольны.

Он стоял неподвижно, его лицо кривилось, словно он с трудом сдерживал себя. Внезапно Тревор запрокинул голову и залпом осушил свой стакан, поморщился и отодвинул его по стойке в сторону бесстрастно слушающего Аллана Бейкера.

– Вон и Цикаде нравилось, поскольку он меня на дух не переносит, – как бы между прочим добавил он. – Потому что я, как мужчина, вдвое сильнее его, и он это знает. Он такой же, как Кит. Женщину ему нипочем не удержать, даже распоследнюю шлюху.