Агния Барто

Не существует никакого разрыва между жизнью поэта в Москве и в поездках — зарубежных или по нашей стране. Это всегда жизнь, такая, какою только и мыслит ее Агния Барто: на полном дыхании, на пределе возможностей, во всеоружии неослабного внимания к детству, в каждодневном подвижническом служении однажды и навсегда избранному делу. Здесь каждый шаг и каждое движение души — своеобразная прелюдия творческого акта, а самое творчество, в свою очередь, как бы дирижирует поведением художника.

Стихи, действительно, пишутся между иными заботами. Но только напряженная жизнь духа, непрерывный труд ума и сердца, неустанная работа для людей питают большую литературу.

Подтверждение тому — «Записки детского поэта» и как бы продолжающая их книга «Переводы с детского», вышедшая в 1977 году к Первой международной встрече писателей в Софии, посвященной роли художников слова в практическом осуществлении Хельсинкских соглашений, в борьбе за мир и безопасность.

«Переводы с детского» появились настолько своевременно, как принято говорить, «к месту», что можно подумать, будто писательница за много месяцев или даже лет знала о предстоящем в Софии форуме, о проблемах, какие будут обсуждаться. Ведь такие книги не пишутся экспромтом: материал для них собирается годами и годами же вызревает замысел. Бесспорно, издание этой книги было исполнением «социального заказа». Но не «третьих лиц», а собственного сердца. И если выход книги, служащей интересам мира и добрососедства людей разных стран, совпал с международным совещанием писателей, служащим тем же целям, то это говорит прежде всего о том, сколь остро и безошибочно у поэта чувство времени, как оперативно откликается он на требования действительности.

Книга «Переводы с детского» возникла как результат внимания писателя к детской жизни, к духовному миру ребенка. А где же этот мир отражается непосредственнее и полнее, если не в детском творчестве! Где бы ни бывала Агния Барто, она, встречаясь с детьми, всегда стремилась получить их рисунки и стихи. Причем многие рисунки и стихи создавались в присутствии писательницы, иногда даже на подсказанную ею тему. В крохотной летней пристройке дачи Барто на стенах не видно обоев: они завешаны детскими рисунками, привезенными едва ли не со всех континентов. Об истории некоторых из них писательница рассказала в «Записках детского поэта» в главе «Тридцать два солнца».

«Мой интерес к детским рисункам не бескорыстен,— написано там,— читая детям новые стихотворения, я прошу их передать на бумаге впечатление от услышанного и понимаю, что именно запомнилось, подействовало на детское воображение, что оставило равнодушным».

Детские стихи — тот же рисунок, только не красками, а словами. По стихам детей так же можно судить, что в жизни им «запомнилось, подействовало на... воображение, что оставило равнодушным».

Рисунки и стихи детей обычно неумелы, наивны, отличаются скудостью выразительных средств. Но в них есть драгоценнейшее свойство, которого так часто недостает профессиональному искусству: непосредственность чувства, искренность, полная самоотдача. Понять до конца, раскрыть подлинное богатство и красоту детского творчества может не каждый. Лишь тот, кому доступен «детский язык». Причем конкретный язык изобразительного образа или слов.

Когда-то Борис Житков мечтал о литературе для десятилетних, которую могли бы создать сами десятилетние, обладай они литературным опытом и умением взрослых писателей. А. Барто, по сути, осуществляет эту мечту всем своим творчеством. Говорить как бы от имени самих детей, причем всех возрастов, стало ее поэтической сутью. И эта суть великолепно раскрылась в «Переводах с детского».

Однажды я совсем по-новому увидел рисунки детей, когда на выставке Международной бьеннале фантазии в словацком городке Мартине наш замечательный график Виталий Горяев обстоятельно объяснил мне, чем хорош тот или другой рисунок — с учетом возраста юного художника и национальной художественной традиции его народа. Это был своеобразный «перевод» с языка детского рисунка на наш обычный словесный язык.

Нечто подобное предприняла Агния Барто в отношении стихов, написанных, как она шутливо выразилась, «невеликими поэтами» в разных концах земли.

Слово «невеликие» здесь, конечно, многозначно. Среди детей не бывает великих — не только по росту. Но есть в этом названии легкий, едва заметный намек на полемичность. Кто из нас, глядя на «невеликих поэтов», не задумывается о том, что именно из них-то и вырастут завтрашние великие, что уже сегодня эти маленькие граждане несут в себе, как возможность, великую духовность.

«Многое роднит «невеликих поэтов»,— пишет Агния Львовна в предисловии к книге,— но часто их переживания глубже, богаче, чем ребенок способен выразить. Вот я и постаралась, сохранив смысл каждого стихотворения, найти для него ту поэтическую форму, которая позволит прояснить, точнее передать сказанное ребенком». Переводя «с детского», Барто стремилась в то же время, как она говорит, «сберечь присущую ребенку непосредственность, детскость». И это ей удалось.