Агнцы Божьи

– Моих, не моих, какая тебе разница, – вздохнул с усталым видом Влас. Потеряв интерес к потерпевшему, он повернулся к своим подчинённым и распорядился: – Грузите кучера в коляску Сафронова, она конфискована. А ты… – Он снова повернулся к Ивану Ильичу. – А тебя я жду завтра у себя в кабинете для допроса. Будем разбираться, по чьей наводке твоя лавка подверглась нападению и разгрому неизвестными уголовными элементами или всё придумал и организовал ты!

Глава 12

Предчувствие опасности на этот раз обожгло Евдокию: в пятницу, после обеда, Куёлда сказала ей, что в субботу вечером они едут в Зубчаниновку на радения к хлыстам.

Горло Евдокии перехватил спазм: она чуть не задохнулась.

– Как в субботу?! – испуганно глядя на купчиху, едва слышно прошептала она.

– Если скажу, что в воскресенье, тебе легче станет? – с явным удовольствием, высказалась Куёлда.

– Н-нет, это невозможно, – пролепетала Евдокия. – От вашего желания меня даже оторопь берёт.

…От дома купчихи до снимаемой Георгием квартиры путь был неблизкий – несколько кварталов. Но, только очутившись у подъезда, Евдокия недоумённо осмотрелась, не понимая, как она сюда попала.

Девушка присела на скамейку и закрыла глаза. И точно туман заволок сознание. Сколько времени просидела она на скамейке, не помня себя?

«Идти к хлыстам? Да разве возможно это?»

Евдокия вошла в подъезд и, не надеясь, что Георгий дома, постучала в дверь. Он едва поверил глазам, увидев её. «Георгий, помоги!» – хотела выкрикнуть Евдокия, но, как всегда, в минуты страшного волнения, от перехваченного спазмом горла она только пошевелила губами и протянула к нему руки. В расширенных глазах были и мольба о помощи, и животный ужас.

– Что? Что с тобой, любимая? – заводя её в квартиру, спросил растерянно Георгий.

Но от смятения Евдокия не могла говорить и, тяжело дыша, только молчала, прижимаясь к нему и обнимая за шею.

– Мне плохо, – наконец чуть слышно вымолвила она.

Никогда ещё язык Евдокии не был таким скованным. А все слова, которые она собиралась сказать любимому, пока бежала к нему, бесследно вылетели из её головы.

Георгий завёл её на кухню и налил в стакан воды.

– Выпей, Евдоха, и успокойся.

Нестерпимое желание высказаться толкнуло Евдокию бежать к Георгию за помощью, так как больше идти ей было не к кому. И она рассказала ему всё, что на душе накопилось, а он…

– Я же сказал, бросай всё и возвращайся в нашу квартиру, – сказал он. – Ты не можешь идти обратно к хлыстам, даже на радения. Они не простят тебе уход от них и могут устроить тебе не сладкий приём, а какую-то гнусную подлость.

– Сердцем чую, что так и будет, – горестно вздохнула Евдокия. – Но… я не могу отказаться. Я уже пообещала Василисе Павловне сопроводить её.

В этот вечер она не вернулась в дом купцов Горыниных. Ночь в своей спальне в квартире Георгия она провела, как во сне: сидела, лежала, устремив глаза в одну точку. Дикие картины, сменяя одна другую, проносились перед ней, не будоража её душу, словно во сне. Но Евдокия не спала. Она только ворочалась с боку на бок и вздыхала.

Ближе к утру, так и не сомкнув глаз, девушка встала с постели и подошла к окну. Город всё ещё спал. Только некоторые окна домов светились огоньками. Но они не отвлекли её от страхов перед предстоящим посещением корабля хлыстов.

Она вернулась в постель: «Только бы купчиха не подвела и не оставила меня там без защиты!..» Перед глазами возникли белые рубахи адептов секты. Лица многих из них она, конечно же, знала и…

Наступившим утром Евдокия умылась, оделась, и… За завтраком она не смогла отвечать на задаваемые Георгием вопросы. Девушка волновалась и не хотела обсуждать предстоящую поездку к хлыстам.

«Ничего, с меня не убудет», – успокаивала она себя, рассчитывая в глубине души на обещание, данное ей купчихой.

* * *

Соблюдая договорённость, Андрон ещё с утра уехал в Самару, где в тихом, неприметном кабаке встретился с Лопырёвым.

– Ну что? – спросил Гавриил, доставая из кармана носовой платочек и с брезгливым видом оттирая им поверхность столика. – Ты удовлетворён нашей сделкой, кормчий?

– Да, отчасти, – едва заметно кивнул Андрон. – Я хочу, чтобы попик не чувствовал себя в каземате как дома, а жил там хуже всех арестантов.

– Как скажешь, так и будет, – кивнул с готовностью Лопырёв. – Только деньжат добавить чуточку придётся. Сам понимаешь, что мы договорились только об аресте на полгода, больше ни о чём.

– Хорошо, ещё пятьдесят тысяч за адские условия содержания попа в самой худшей камере, – согласился заранее готовый к этому предложению старец. – Только я выплачу эти деньги вместе со второй половиной обговоренной нами суммы, а именно полгода спустя после задержания.

Лицо Лопырёва вдруг сделалось кислым и помятым, будто он целиком разжевал и проглотил лимон.