Иваницкий приносит из кухни чай на подносе. Два кусочка хлеба и два кусочка сахара. Соболев сидит за столом, принимает чай.
Иваницкий.
Ну, согласись, что я обслуживаю тебя лучше, чем Надюша.
Соболев.
Лучше, дядюшка. Надюшу я сам обслуживаю.
Иваницкий.
Потому что распустил. Баб распускать нельзя.
Соболев.
Давай.
Иваницкий.
Это дело надо отметить. Большое дело!
Соболев.
Хоть сказал бы. Я как дурак. Дело делаю, а зачем – не знаю.
Иваницкий.
Всему свое время. Не имею права, Коленька. Государственная тайна.
Соболев.
Это уж точно. Лучше не знать, что там творится, в органах.
Иваницкий.
Об органах либо хорошее, либо ничего, Николя.
Соболев.
Как о покойниках.
Иваницкий.
Господь с тобой! Вот глупость сморозил!
Эпизод 21.
Райком партии. День.
В зале райкома с бюстами вождей и лозунгами на стенах проходят занятия народных ополченцев, в основном, девушек. Девушки занимаются санитарной подготовкой, с увлечением накладывая друг другу повязки.
В центре зала две девушки накладывают повязку на голову бюста Сергея Мироновича Кирова.
Входят Алексей в форме лейтенанта и секретарь райкома Кизилова – крепкая молодая женщина в гимнастерке без погон и в юбке.
Губин.
Вы уверены, что бюст используется по назначению? После вражеской пули, выпущенной в товарища Кирова, эти перевязки выглядят как насмешка... Прекратить!
Кизилова.
Точно! Это как мертвому припарки.. То есть не так... Я не так хотела сказать...
Губин.
Где Румянцева?
Кизилова.
Румянцева! Вера, иди сюда.
Вера Румянцева подходит.
Вера.
Товарищ секретарь райкома, ополченка Румянцева...
Кизилова.
Хорошо, молодец! Товарищ лейтенант хочет с тобой поговорить.
Губин.
Алексей Губин.
Вера.
Вера Румянцева.
Губин.
Вижу глаза храброй девушки.
Вера.
Скажете...
Губин.
Стреляешь хорошо?
Вера.
Ворошиловский стрелок.
Губин.
В разведшколу пойдешь?
Вера.
А что надо делать?
Губин.
Все, что прикажут. Взрывать, передавать сведения... Но сначала учиться...
Вера.
Чего?
Губин.
Ухажер есть?
Вера.
А зачем? Для разведшколы? Если нужно...
Губин.
Нет, не нужно. Будет нужно – скажу.
Эпизод 22.
Лестница в доме Румянцевых. Вечер.
Вера с трудом, цепляясь за перила, поднимается в свою квартиру по лестнице
с намерзшей на ней водой.
Эпизод 23.
Коридор квартиры Румянцевых. Вечер.
В темном коридоре Вера сталкивается с соседкой Анной Никитичной. Поверх пальто она завернута в одеяла и платки. В руках держит игрушечного попугая-погремушку.
Она трясет его и прислушивалась к шороху перекатывающихся зерен.
Соседка.
Ты кто? Вера или Ника?
Вера.
Я Вера, Анна Никитична.
Соседка.
Слышишь, Вера, там что-то перекатывается... Горох там, не иначе. Как думаешь?
Вера.
Вы вскройте и посмотрите, Анна Никитична.
Соседка.
Нельзя... Сейчас нельзя. Олег Николаевич даже не знает. Я выхожу и слушаю эти зерна в коридоре. А у него, знаете, какой слух. На Новый год я вот так погремлю, Олег Николаевич удивится, потом сварим суп из этого гороха, потом Олег Николаевич поиграет. Вот он совсем худой, ну совсем, а сила в руках есть... Это удивительно.
Вера.
А где мама?
Соседка.
Клавдия Петровна последние дни не приходит. Ваш ключ лежит здесь. А я стою и переживаю. Думаю, зайдете, а ее нет. Извините, ради Бога.
Вера.
Кого нет, Анна Никитична?
Соседка.
Я табуретку вашу сожгла.
Из-за двери слышится возглас: „Мама!“.
Вера.
Я поздороваюсь с Олегом Николаевичем и пойду. Хорошо?
Эпизод 24.
Комната соседей. Вечер.
Вера входит в большую комнату, в которой все, что было из дерева, уже сожжено. Остается только черный рояль. Он со всех сторон обложен одеялами, тряпками. У рояля сидит человек-птица, обложенный пуховыми подушками. Это сын соседки Олег Николаевич.
Олег Николаевич.
Верочка! Вам очень идет военная форма.
Вера.
Здравствуйте, Олег Николаевич. Как всегда, вы не ошиблись.
Олег Николаевич.
Заметьте, я вас с Никой никогда не путаю. Даже ваша мама иногда ошибается, а я нет.
Он вдруг неожиданно сильно ударяет по клавишам. Рояль издает чистый звук.
Олег Николаевич.
Слышите, какой звук. Звук не материален, звук – это божественное.
Олег Николаевич закрывает глаза, звучит музыка.
Эпизод 25.
Комната Румянцевых. Вечер.