Агония

Воронцов не сомневался, каждый участник предстоящей операции должен знать о ней все, понимать ее важность и значение, конечную цель. Тогда человек не тупой исполнитель чужой воли, а работник творческий, вдохновленный идеей, знающий начало и конец операции, он способен внести в нее необходимые коррективы на ходу. Ум хорошо, а два лучше. Коллегиальность в таких делах — главное. И доверие. Человеку необходимо доверять, тогда он, гордый, за идею и на смерть пойдет.

Мелентьев полагал, что чем меньше знаешь, тем труднее проговориться или наделать глупостей, и вообще лучше обойтись без смерти.

— Лишнее? — кипятился Воронцов. — Ты считаешь, что знать, кого ты посылаешь к бандитам, для меня лишнее? Или ты, — он ткнул Мелентьева пальцем в грудь, — мне, — он расправил плечи, — не доверяешь?

Мелентьев отличался завидным терпением, он выдержал паузу, когда Воронцов начал нехорошо бледнеть, спросил:

— Константин Николаевич, вы мне доверяете?

— Доверяю! Вот я тебе — доверяю!

— Благодарю, у вас маузер барахлит, давайте починю.

— Чего выдумал, именное оружие увечить.

— Серьезно? — Мелентьев смотрел участливо. — Вы не боитесь, что я вам динамит в ствол засуну, боитесь, поломаю от неумелости своей?

— Так-так, с подходцем, значит, — протянул Воронцов. — Ни шиша я, значит, в работе не петрю. Ясненько. Договорились.

Не найдя нужных слов, он смешался, махнул рукой и вышел.

За последние годы Воронцов в работе поднаторел, и Мелентьев лучше, чем кто-либо, знал это. Он перегнул умышленно: пусть Костя, так субинспектор про себя называл Воронцова, разозлится, ввод сотрудника в среду уголовников — дело опасное. Казалось, все предусмотрел Мелентьев, и вот Черняк и даже Пигалев о чем-то догадываются. А может, знают?

…Воронцов и Пигалев вошли в кабинет одновременно.

— Вызывали? — неожиданно обращаясь на «вы», Воронцов молодцевато щелкнул каблуками и вытянулся.

Пигалев и Черняк переглянулись: может, перестановка произошла и Старика начальником назначили?

— Извините, что нарушаю субординацию, Константин Николаевич, и побеспокоил вас, — сказал Мелентьев. — История произошла неприятная. Товарищ Черняк конвоировал двух арестованных, которые его сбили с ног и скрылись.

— Так в чем дело? — Воронцов привычным жестом пригладил непокорный вихор. — Они должны были бежать или нет?

— Я предполагал, что побег будет организован с воли, мне нужны были их связи, — Мелентьев лгал так убедительно, что даже Воронцов ему начинал верить. — Черняка подстраховали и уголовников не упустили. Но уж раз они на воле, с арестом повременим, интересно, куда они направятся. Дело в другом, уважаемый Константин Николаевич. Оказывается, один из бежавших — наш сотрудник. Что это получается? Проводится такая серьезная операция, а субинспектор Мелентьев не в курсе дела? Как мне вас понимать? Мне не доверяют?

— Какой сотрудник? Кто такое придумал? — спросил Воронцов.

— Товарищи утверждают, — Мелентьев кивнул на Черняка и Пигалева.

— Ничего я не утверждаю, Иван Иванович, — плаксиво заговорил Черняк, болезненно морщась.

— Идите, — Воронцов отпустил сотрудников. Когда они вышли, резко сказал: — Досекретничались, Иван Иванович. Пигалев и Черняк друзья, вам, товарищ субинспектор, такое знать следует. Вы Черняка ставите конвоировать, а Пигалева — за бежавшими наблюдать, и надеетесь, что они не поймут, в чем дело?

— У меня других сотрудников нет, — Мелентьев вздохнул.

— Из-за чего сыр-бор разгорелся? — перебил Воронцов. — Кто-то где-то сказал, что какой-то Корень собрался банк взять… Он собрался, а мы все дрожим…

— Вы знаете, кто есть рецидивист, над которым вы изволите подшучивать?

Глава вторая Уголовник-рецидивист по кличке Корень

Субинспектор Иван Иванович Мелентьев встретился с Корнем четверть века назад. Москва только отпраздновала начало двадцатого века, Мелентьева звали просто Иваном, служил он в уголовной полиции в отделе по борьбе с ворами, орудующими на улице, в магазинах, у театров. Московское мелкое жулье и многие деловые гастролеры Мелентьева хорошо знали, однако все равно попадались. Арестованные на него зла не держали, так как был он в работе справедлив и мзду не брал. Повязав с поличным, не издевался, не бил; встретившись с деловыми случайно на улице либо, скажем, в ресторации, на поклоны отвечал, мог и поговорить с человеком, и рюмочку выпить, профессией не попрекал, в душу не лез. В общем, был сыщик Иван Мелентьев у своих клиентов в авторитете, его по-своему уважали, однако встречи с ним, естественно, никто не искал.