Агония белой эмиграции

Участие в движении Сопротивления принимало самые различные формы. И. А. Кривошеин — сын царского министра, ставший во Франции хорошо оплачиваемым инженером, — сразу же включился в борьбу против гитлеровцев, действуя по заданиям боевой организации «Вольные стрелки» (франтиреры). Он добывал ценнейшую для движения Сопротивления информацию. В этом ему помогал немецкий антифашист Вильгельм Бланке, который работал в экономическом отделе штаба германского командования в Париже. В результате предательства в организации произошел провал. Бланке казнили, а Кривошеина арестовали. Это произошло в то время, когда союзники уже высадились во Франции. Кривошеин потом вспоминал, как его одиннадцать дней пытали, а затем приговорили к пожизненному заключению и отправили в концлагерь Бухенвальд. Л. Д. Любимов дополняет его рассказ указанием на важную деталь: в приказе о награждении Кривошеина французским военным орденом отмечалось, что гитлеровцы не смогли вырвать у него никаких сведений¹³. После войны Кривошеин был избран председателем Содружества русских добровольцев, партизан и участников Сопротивления во Франции.

Что касается Л. Д. Любимова, к воспоминаниям которого мы часто обращаемся, то его судьба по-своему примечательна. «В начале 1943 года я перенес тяжелую болезнь, — писал он о себе. — В долгие бессонные ночи я слушал победные сводки Совинформбюро. Но вместе с гордостью за Россию чувство вины перед ней мучительно охватывало меня. Я был виновен перед ней в том, что неверно, грубо и неумно судил о ее судьбе, что столько лет со многими другими играл на руку злейшим ее врагам»¹⁴. Пришло, по-видимому, время, когда кончился для него период выжидания. И Любимов, аристократ по рождению, в течение 15 лет активно сотрудничавший в парижской газете «Возрождение» (он часто выступал под псевдонимом Амадис) и напечатавший в ней уйму антисоветских статей, принял участие /197/ в деятельности Союза русских патриотов, пытаясь как-то искупить свою вину перед родиной.

Патриотические настроения среди широкой массы эмигрантов проявлялись и в горячем интересе к тешу, что делается на советско-германском фронте, и во все более растущей уверенности в победе, которые в это время оттесняли на второй план другие желания и заботы. Говоря об этих особенностях эмигрантской психологии в годы войны, уместно, может быть, привести строки поэта-эмигранта Георгия Ревского, отражавшие настроения многих его соотечественников:

Да, какие пространства и годы
До тех пор ни лежали меж нас,
Мы детьми одного народа
Оказались в смертельный час.
По ночам над картой России
Мы держали пера острие.
И чертили кружки и кривые
С верой, гордостью за нее.

Примером такого рода патриотических чувств может служить поведение И. А. Бунина. Известный писатель не был активным участником Сопротивления, но категорически отказался «хотя бы палец о палец ударить для немцев»¹⁵.

Даже весьма неполные, отрывочные данные, которые мы смогли использовать, показывают наличие в годы войны определенных особенностей в положении эмиграции в разных странах, в деятельности отдельных ее группировок и представителей. Эти особенности отражали своеобразие местных условий во Франции, Италии, Чехословакии, Болгарии, Югославии, Америке и других районах эмигрантского рассеяния.

Интересны факты участия русских эмигрантов в итальянском Сопротивлении. Они стали известны благодаря поискам писателя С. С. Смирнова. В одном из своих очерков, который так и назывался — «Русские в Риме», он рассказал об Алексее Николаевиче Флейшере¹⁶. Выходец из обедневшего дворянского рода, воспитанник кадетского корпуса, он оказался в эмиграции, когда ему было всего 17 лет. За долгие годы жизни на чужбине многое испытал и во время войны твердо решил принять участие в борьбе с врагами своей родины.