Агония белой эмиграции

Обобщением и развитием этих идей и настроений явился известный сборник «Смена вех», выпущенный в Праге в июне 1921 г. В качестве авторов помимо Н. В. Устрялова в нем выступили буржуазные профессора и публицисты Ю. В. Ключников, С. С. Лукьянов, А. В. Бобрищев-Пушкин, С. С. Чахотин, Ю. Н. Потехин.

Появление сборника «Смена вех» вызвало многочисленные отклики и у нас в стране, и за рубежом. Вообще за многие годы, по подсчетам калининского историка А. В. Квакина, появилось более 170 книг и статей, в которых так или иначе оценивается это явление³. Квакин правильно заметил, что изучение сменовеховства (нововеховства) позволяет лучше понять основные закономерности привлечения буржуазной интеллигенции к участию в социалистическом строительстве, тенденции разложения лагеря контрреволюции. в 20-е годы. Интересные материалы были опубликованы сразу же после выхода в свет этого сборника.

В своем обзоре, напечатанном в журнале «Красная новь», известный партийный публицист Н. Мещеряков сравнивал «Смену вех» с другим сборником, который под названием «Вехи» вышел в свет в 1909 г.⁴ Тогда это был своего рода манифест кадетской интеллигенции, уходившей от революции в лагерь контрреволюции, примирившейся с царским самодержавием. Авторы «Смены вех» — тоже кадетские интеллигенты — /65/ двигались в обратном направлении. «Итак, мы идем в Каноссу, т. е. признаем, что проиграли игру, что шли неверным путем, что поступки и расчеты наши были ошибочны», — писал С, С. Чахотин.

В то же время в высказываниях идеологов сменовеховства встречается масса противоречий. Некоторые из них стремились доказать, что они все же были правы, когда боролись против большевиков. «Пока еще в начале революции, — утверждал Ю. В. Ключников, — была надежда остановить революционный разлив… нельзя было не стремиться укротить революцию… Но революция идет и идет. Растет. Ширится. Углубляется»⁵. И как бы продолжая эту мысль, Н. В. Устрялов разъяснял: «Не мы, а жизнь повернулась на 180 градусов. И для того, чтобы оставаться верными себе, мы должны учесть этот поворот. Проповедь старой программы действий в существенно новых условиях часто бывает наихудшей формой измены своим принципам»⁶.

Выступая с позиций буржуазного патриотизма и великодержавности, авторы «Смены вех» рассматривали интернационализм Советской власти как средство для достижения национальных целей России. Эти цели в представлениях идеологов правого крыла сменовеховства мало чем отличались от великодержавных притязаний старой русской буржуазии. Кажется, Устрялов в то время ввел в оборот выражение «национал-большевизм», с одной стороны, подчеркивая этим отличие от подлинного коммунизма, а с другой — пытаясь представить это идейное течение выразителем национальных интересов России. Соединение идей интернационализма и славянофильства, отмечает советский историк С. А. Федюкин, было мыслью утопичной, в конце концов реакционной. «Сменовеховцы не хотели понять, что сильная и могучая Советская Россия никогда не сменит красную звезду на «щит Олега», что она действительно преследует не только национальные, но и интернациональные цели, ибо задачей первого в мире социалистического государства являлось не только освобождение русского и иных народов нашей страны, но и оказание помощи народам всего мира в их стремлении к свободе и прогрессу»⁷.

Рассуждения об особом предназначении России, о ее провиденциальной роли, мистические представления о русской революции, приверженность «исторической идее великодержавности» сближали правых сменовеховцев с идеологами евразийства — нового эмигрантского религиозно-философского течения. Как раз в то время, когда в Праге вышел сборник «Смена вех», в Софии увидел свет первый евразийский сборник «Исход к Востоку». Его авторы — П. Савицкий, Г. Сувчинский, Н. Трубецкой и Г. Флоровский в предисловии писали, что всякое современное размышление о грядущих судьбах России должно определенным образом ориентироваться «относительно уже сложившихся в прошлом способов решения, или, точнее, самой /66/ постановки русской проблемы…»⁸. В согласии со своим «историософическим принципом» они заявили, что вообще невозможно определить раз и навсегда содержание будущей русской жизни. Авторы сборника писали о православной вере и церкви, о спасающей силе религии, противопоставляя ее научному социализму. Они объявили бессильными и кощунственными попытки разрешить научными средствами основные проблемы существования.

Пытаясь найти в русской истории, в самом расположении России между Востоком и Западом новый смысл, новое объяснение революции, идеологи евразийства обнаруживают во всем «божественное начало», «орудие божие». «И религиозно-просветленный взор, — писал один из авторов сборника, Г. Флоровский, — видит под конструктивной преемственностью бытовых картин трагическую мистерию исторической жизни, воспринимает мир, как непрестанную борьбу веси божией с градом антихриста…»⁹